— Честно говоря, — шевельнулся Шумилов, — конечно бы, хотелось. Но как?.. Видите ли… зеркало… — он тут же сконфузился, — после того, как… Ну, в общем, должен признаться, что оно разбилось!..

— Да что вы говорите! Но это же просто невозможно! Оно целехонько и совсем невредимо, — подмигнул лукаво собеседник, доставая из внутреннего кармана пиджака знакомый Валерию Ивановичу предмет.

Хозяин квартиры оценивающим взглядом пробежался по извлеченной вещи, потом скользнул глазами по столу, где до этого момента находилась подставка от зеркала, и на прежнем месте ее не обнаружил…

— Странно… Вроде бы оно…

— Валерий Иванович, вы как будто мне не доверяете? — протягивая зеркало, укоризненно заметил гость.

— Ну что вы, что вы, — оправдываясь, засуетился Шумилов, — но, видите ли… все так необычно, все так сегодня ужасно запуталось…

Он установил перед собой чудесный экран и взглянул вопросительно на «Воландина».

— Скажите, а что мне делать теперь?.. Назвать, как в прошлый раз?..

— Нет, не обязательно, просто смотрите и все… — ответил гость равнодушно.

И тут же поверхность зеркала зарябила, по ней побежали какие-то полосы, потом все мгновенно залила какая-то неимоверная чернота, и вдруг секретарь парткома увидел знакомый зал заводского клуба в траурном убранстве. Без головных уборов, со скорбными лицами толпились люди, многие из которых были знакомы. У стен стояли венки, и тихая печальная музыка заполняла собой помещение. Посередине же зала в людском окружении находился гроб, обтянутый красной материей, в каких по традиции провожали в последний путь только членов партии. Изображение внезапно приблизилось. И вот уже ясно видны заплаканные женские лица в траурных черных накидках, а среди них с мертвенным, постаревшим лицом жена Григория Абрамзона Муся Марковна… и рядом с ней дочь Галина… Изображение еще приблизилось, и теперь Валерий Иванович отчетливо рассмотрел все такое же полное, но уже чрезвычайно бледное, с искаженными смертью чертами лицо… начальника отдела снабжения.

— Боже мой… Григорий Исакович… умер… — покачав головой, прошептал хозяин квартиры.

— Да-да, — спокойно подтвердил гость, — через два с небольшим года… цирроз печени, милейший. Умрет в больнице… ночью, во сне… все произойдет очень быстро. А что поделаешь, раз человек смертен, а иногда бывает, что и внезапно смертен…

От этих обыденно произнесенных слов у Шумилова аж в затылке похолодело.

Но вдруг всякое изображение пропало, а мгновениями позже экран загорелся опять. И снова перед глазами поплыло траурное убранство. Тот же зал, почти те же самые люди, но в объекте скорби Валерий Иванович теперь узнал… Павла Васильевича Бородкина.

— Через два года и девять месяцев… — словно врач, спокойно комментировал «Воландин», — обширный инсульт, прямо на даче… в воскресенье… в тринадцать часов… ничего не поделаешь…

Внутри хозяина неприятно заныло, и он как-то рассеянно и жалко посмотрел на нового знакомого, а тот, поймав взгляд, как ни в чем не бывало, развел руками.

— Все понимаю, но ничего не поделаешь, уважаемый.