Дети, естественно, не слушались. Андрею же досталось рубить на скаку снежных баб - и не просто, а в отмеченное шишкой место. Либо колоть в него же саблей. Либо бить рогатиной или кистенем. Справа, слева, с передней стороны, в спину - бить, бить, бить…
Если это и был сон, то до обидного однообразный. Вместо ферязи Зверев теперь больше носил лисий налатник - крытую синим сукном свободную куртку примерно пятьдесят четвертого размера, длиной до колен. Правда, пуговиц на этой куртке не имелось, и она застегивалась у горла похожим на круглый рекламный значок аграфом, украшенным двумя крупными самоцветами - рубином и изумрудом. Но зато налатник легко надевался поверх поддоспешника и кольчуги, при этом не особо стесняя движения. Хозяйка пыталась навязать еще и меховые штаны, по тут Андрей встал на дыбы: он и так во время постоянных тренировок потом обливался. Налатник хоть скинуть можно одним движением - а штаны, взопрев, стягивать не станешь.
За покровом пришел Ерофеев день [6] - первый, когда Алексей получил немного отдыха. Внизу, у озера, с самого рассвета тревожно гудел колокол, ворота в усадьбе не стали открывать вовсе, на дворе с работами никто не появлялся. Усадьба погрузилась в тревожное затишье, нарушаемое лишь заунывным пением девиц, что сидели за прялками в левом крыле дома. Остаться без дела было непривычно, и, послонявшись с полчаса по дому, Зверев отправился на поиски своего дядьки.
Пахом сидел в людской, играя на сдвинутых вместе двух скамьях в кости. Судя по унылому выражению лиц двух других холопов - выигрывал именно он.
- Отчего тоска такая вокруг, Белый? - окликнул его Алексей. - Никто не работает, ворота не открываются.
- Дык, день-то ныне какой, барчук? Лихоманский день. Сегодня, сказывают, лешие везде буйствуют. Бродят, кричат, хохочут, хлопают в ладоши, деревья ломают, гоняют зверей лесных, а человека вмиг заплутают да болотнику и продадут. Кикиморы из подвалов вылезают, овинники пошутить норовят, а в баню сунешься - банники в усмерть запарить могут. Нехороший день. Молиться сегодня надобно, душу спасать… - Дядька кинул кости на скамью: - Девять! Ну, Осип, бери кружку. Глянем, какая у тебя рука ныне! А из домов выходить ныне зело опасно, барчук. С кикиморой управиться еще можно, а со стаями нежити лесной да болотной и отцы святые не совладают.
- А кикиморы разве не на болотах живут?
- Да ты что, барчук? - чуть не хором удивились холопы. - Откель им на болоте-то взяться?
- А где же они тогда обитают?
- В подполе, вестимо, - ответил рыжебородый мужик, которого Белый называл Осипом.
- И у нас в доме - тоже есть?
- А кто их знает? - пожал плечами другой холоп, успевший выслужить себе атласную рубаху и изрядную лысину. - Може, и есть.
- Ладно, - ухмыльнулся Андрей. - Давайте проверим. Где у нас вход в подпол?
- Нетто полезешь туда, барчук? - ошеломленно переглянулись мужики.
- Никогда кикиморы не видел, - пожал плечами воспитанный в мире реальности Зверев. - Отчего не глянуть?
- Ну, ты отважен, барчук. - И, цыкнув зубом, Белый собрал со скамьи кости. - Что же, коли желаешь глянуть, так пойдем, покажу, где спускаться. Касьян, лампу принеси. Осип, и ты с нами.
- Ты бы кистень, что ли, прихватил, барчук, - посоветовал рыжебородый Осип. - Али косарь взял.
- Нечто будет польза от кистеня супротив кикиморы? - из угла ответил лысый Касьян, разжигающий масляную лампу. |