— Садитесь, — пригласила Фелисия.

Стэси уселся на диван, я выбрала ярко-желтый пластиковый стул слева от него.

— Где вы работаете? — спросил Стэси, стараясь говорить дружелюбно.

— Я руковожу химчисткой. Всю жизнь этим занимаюсь — подчищаю за другими.

— Могу вообразить, что у вас были проблемы с Седриком.

— Ой, не стесняйтесь, зовите его Паджи. Его все так называют. Не знаю почему я настаиваю на Седрике. — Она села на пластиковый стул, такой же, как мой.

Стэси прочистил горло: — Вас только двое?

— Только мы. Наши родители разошлись, когда ему было полтора года. Мама сбежала. Папа спился и умер, немного больше двух лет назад. Мне было восемь, когда родился мой брат. От папаши не было никакой пользы, так что я растила его сама. Можете себе представить, как это было.

— Тяжелая работа в таком возрасте.

— Должно быть, я все делала не очень хорошо, потому что у Седрика были проблемы с тех пор, как ему исполнилось девять. Я знаю, мне нужно перестать спасать его, от этого никакого толка.

Я спросила: — Чем он занимался, после того, как вышел из тюрьмы?

— Тем же самым, чем он обычно занимается. Пьет, курит, берет у меня деньги и валяется на своей заднице.

— Он не ищет работу?

— Говорит, что ищет, но в этом городе особенно нечем заняться. Это только вопрос времени, перед тем, как он снова попадется. Передать, чтобы он позвонил вам, когда вернется?

— Было бы прекрасно.

— Можете написать номер на обложке «Космополитен». Я их никогда не выбрасываю.

Стэси написал на обложке журнала наши имена, название мотеля, номер телефона и номера наших комнат.

— Когда он уходит, вы знаете, куда? Мы могли бы попробовать сами его разыскать.

— Здесь есть таверна, просто маленькая забегаловка, на Вайн. Можете поискать там.

— С кем он проводит время?

— Я их не знаю. В четверг вечером ему пару раз звонили. Насчет первого я не знаю, он сам взял трубку. Во второй раз я ответила, и это оказалась женщина, с которой он встречался давным-давно.

— Не Иона Мэтис? — спросила я.

— Она самая. Вы ее знаете?

— Я с ней познакомилась несколько дней назад.

— Она хорошая. Жалко, что он с ней не остался.

— Почему она звонила?

— Не знаю, но она, должно быть, сердилась, потому что я слышала, что он оправдывался, как сумасшедший, клялся так и сяк, что он не делал того, за что она так разозлилась. Потом трубку взял какой-то парень и все началось сначала.

— Фрэнки Миракл?

— Может быть. Наверное. Я не очень прислушивалась. Телефон на кухне. По телевизору как раз шла моя любимая передача, так что я встала и закрыла дверь.

— После звонка он ничего не говорил?

— Нет. Но он и так мне не говорит половины того, что делает.

— Мне это не нравится, — сказала я, когда мы сели в машину. Давайте поищем заправку, там должен быть телефон-автомат.

— Кому ты хочешь звонить?

— Аннетт в Пичес. Маме Ионы.

Стэси остановился у Арко. Через пару минут я разговаривала с Аннетт.

— Здравствуйте, Аннетт. Это Кинси Миллоун. У меня вопрос к Ионе. Она сегодня работает?

— Милая, я бы этого хотела. Она уехала из Пичес сразу после вас и отправилась прямо в Санта-Терезу. Она позже мне позвонила, чтобы сказать, что она у Фрэнка. Не могу поверить, что моя собственная плоть и кровь такая дура.