|
Вы видите, мы возлагаем надежды более на любовь его величества к своему народу, чем на сильные крепости, которые мы у него просим. - Еще раз повторяю, - сказал Вилляр, - это невозможно, совершенно невозможно. Никогда я не предложу его величеству чего-нибудь подобного. - Тогда - война! - горячо произнес Кавалье. - Этот разговор слишком долго длился! - Война, несчастный ребенок, война! - воскликнул Вилляр, глядя на Кавалье столько же с любопытством, сколько с печалью и принимая властный, почти отеческий тон. - Война! Как вы осмеливаетесь произносить подобные слова? Сознаете ли вы все их значение? Знаете ли вы, какую ужасную ответственность берете на себя, прерывая таким образом совещание, которое может привести к прощению ваших братьев, может даровать мир Франции? Как! - прибавил он с достоинством и взволнованный. - Я, состарившийся в битвах и в политических переговорах, я не могу представить разумного довода этому неосторожному юноше, которого он не оттолкнул бы буйно, с угрозой? А если я, в свою очередь, скажу: "Война!" Можете вы предвидеть исход этой новой борьбы? Неужели ваши прошлые успехи так безусловно отвечают вам за будущее? Война! А как вы поведете ее в настоящую минуту? Разве вы не лишены запасов? Разве вы не в открытой вражде с Ефраимом и Роланом?... Вы видите, я все знаю, - прибавил Вилляр с большим спокойствием при виде изумления Кавалье. - Вы храбры, ваш глазомер быстр и верен: я это знаю. Ваши люди полны решимости: и это знаю. Но что вы можете сделать один? Предположив даже, что с вашим маленьким отрядом вы осмелитесь выступить в поход, затеять со мной партизанскую войну: где вы найдете припасы? Как вы прокормите своих солдат? То, что до сих пор давало вам преимущество, то, что мне всегда подтверждало, насколько велик ваш военный гений, - это было искусство, с каким вы обеспечивали себя, оберегали ваши запасы. Ваша осторожность равнялась вашей храбрости - два великих качества, которые как будто исключают друг друга. Ваши склады были защищены недоступным положением, чудесно выбранным. Без сомнения, потребовалось стечение бедственных, невероятных обстоятельств, чтобы они попали в мои руки, но все же я ими завладел. Я у вас отнял все: у вас не осталось ни пороха, ни свинца, ни съестных припасов. Так ведь? - Ох, будь Ефраим тысячу раз проклят! - невольно воскликнул Кавалье. - Если бы он исполнил мои приказания, половины его отряда хватило бы, чтобы наши склады остались в безопасности. - Это правда: сотни решительных людей было достаточно, чтобы сделать невозможным нападение, так удавшееся мне. Но каким образом такое важное распоряжение не было исполнено? - Э! Зависть, фанатизм, глупость страшно ослепляют человека! - воскликнул Кавалье, наклонив голову с убитым видом. Подумав с минуту, Вилляр сказал Кавалье тоном, полным доброжелательства: - Послушайте меня, Кавалье! Если бы я хотел утопить восстание в крови, я воспользовался бы тем, что вы просите у меня столь невозможной вещи, как города-убежища, и прервал бы сию же минуту это совещание. Враждебные действия возобновились бы. Подкреплений, которые подоспеют ко мне из Дофинэ, достаточно, чтобы оцепить вас, запереть в ваших горах. Ваши склады уничтожены; страна, где вы останетесь, повсюду пустынна и покинута. Менее чем в неделю, я возьму вас измором... - Голод - плохой советчик, ваше превосходительство, - эта победа дорого вам обойдется, - сказал Кавалье мрачно. |
