— Потому что ты давно не Икрам Ахмак, ты — Икрам Хаким . Ибо задавать вопросы и внимать поучениям — удел мудрости. Не только тот, кто умеет говорить и поучать, бывает мудрецом. Поучают порой и глупцы, глупей которых только маркаб. Мудрец чаще всего тот, кто спрашивает, кто слушает и сомневается. Ты не принял на веру три ответа, пошел за четвертым. Между тем все три мудреца были правы, как прав и я. Благословен тот, кто ищет поучения. Поучение — это бриллиант мудрости. Умение слушать, внимать поучениям — оправа для бриллианта. Все вместе делает знания перстнем величия. И ты его достоин, простой человек.
Поучение, произносимое старшими, — это сосуд, наполненный живительной влагой знаний, которая с бережностью и тщанием передается от поколения к поколению…
Возле стана, где шпун Захир расположился на дневку, в кустах перекати-поля дети углядели стайку кекликов.
— Можно, я выстрелю? — спросил Рахим у отца.
— Стреляй, сынок, да будет благословен твой прицел, — разрешил старик.
Мальчик прицелился. Выстрелил. Стайка птиц, шелестя крыльями, взмыла над степью.
— Не попал, — признал свой промах мальчик.
— Мне стыдно, — сказал старый пастух, — За тебя стыдно, Рахим. Куропатки сидели так близко и так чинно, что не попасть в них было нельзя. Ты выстрелил и промахнулся, Рахим. Это позор для мужчины нашего рода. Если пуля пущена, она должна найти цель. Мне жаль не патрона. Мне больно, что ты так плохо целился. В какую из куропаток смотрел твой глаз?
— Отец, — сказал Рахим, — я метил сразу в обеих. Они сидели рядом так удобно, что я не мог выбрать достойную птицу, чтобы целить только в нее. Решил, что две сразу будет лучше для нас всех…
— Уй-ваяй! — сказал в отчаянье шпун Захир. — Ты, Рахим, наверное, не знал, что уподобляешься рыжей глупой лисе.
— Расскажите, отец, про лису, — попросили ребята. — Мы не знаем, в чем показала она свою глупость.
— Слушайте и запоминайте, если не хотите выглядеть глупо. Было все так, как всегда бывает. Рыжая лиса, спесивая и самодовольная, шла по лесу своим лисьим путем, о котором никто не ведает, кроме аллаха. Вдруг жадный глаз ее заметил цыпленка. Разгорелся аппетит у завистливой. Стала она потихоньку подкрадываться к глупому желтышу, который спокойно клевал в траве червячков и не думал о том, что нужно оглядываться по сторонам. Вдруг над головой лисы что-то зашевелилось, зашебаршилось. Подняла зеленый глаз рыжая — о аллах великий, о милосердный! — прямо над ней, на ветке большого толстого чинара, сидел красивый жирный фазан. Такой глупый и жирный, каких лиса давно уже не видала.
«Ах, — сказала себе лиса, — эта добыча куда более достойна моего лисьего аппетита, чем тощий, едва вылупившийся из яйца цыпленок. Его хватит на один зуб моего желания, а фазана я стану жевать целый час, превратив время в сплошное наслаждение. Попирую, порадуюсь!» Сказала так себе и полезла на чинар, где сидел фазан. Только не лисье дело забираться на ветки. Где глупость берет верх над гордостью, хорошему не бывать. Когти пообломала лиса, брюхо изрядно поцарапала, хотя своего достигла — влезла на ветку.
Наконец глянула рыжая на место, где видела недавно фазана, а оно пустое, будто там вовек никого не бывало. Только листья шелестели и смеялись над глупой хвастуньей с завистливым оком. «Ничего, — попыталась утешить себя лиса. — Пока я прогоняла с места нахального фазана, который сел на ветку, где ему сидеть не положено, цыпленок уже подрос и стал достоин, чтобы им занялась такая важная лиса, как я».
Спрыгнула лисица наземь и поглядела туда, где еще недавно ходил и клевал червячков маленький глупый цыпленок — сын белой курицы и красного петуха. |