|
Трудно понять великому тот страх, который от таких слов переполнил душу твоего преданного раба, о справедливый шах. «Я боюсь, о благословенный Пророк», — набрался смелости и сказал я. Сказал потому, что твоя воля всегда была и остается для меня священной, как сура Корана. И еще я сказал Пророку, что наш шах знаменит, что его лучезарная слава достигла пределов соседей и укрепляет веру в странах, лежащих между морем и горами. Я сказал, что при имени нашего повелителя трепещут все враги веры. «Это все я знаю, — так ответил Пророк. — Величие владык земных держится волей тех, кто управляет небесами. Пришло время совершить испытание верности шаха нашему высокому небесному тропу. И этим испытанием будет судьба Кадира Бечары. Я поручаю тебе дело благороднее и опасное. Как бы ты его ни выполнил, запомни — место твое за верность аллаху в кущах небесного рая. Будешь ты пребывать среди пальм радости и гурий наслаждений. А слово, которое ты должен сказать шаху, будет таким: пусть шах немедля отпустит на волю Кадира Бечару и даже даст ему пять золотых».
Великий шах, я испугался больше чем прежде. Где это видано, чтобы наглец, вошедший к тебе с таким предложением, ушел отсюда своими ногами, а не был бы обезглавлен. И сказал я Пророку: «Мне сразу же отрубят голову как возмутителю порядков, установленных во владениях шаха волей аллаха, и будут правы». «Если с твоей головы, Сулейман, падет хоть один волос, — ответил Пророк, — гнев мой будет неотвратим. Мор найдет на владения шаха. И всяк, кто пойдет на него войной, вернется с победой и головой шаха в боевом мешке — джавале». Позволь мне, великий шах, проглотить язык и не повторять того, что сказано было Пророком дальше… — Ты поступил умно, — сказал шах, — когда умолчал о том, что недостойны услышать уши недопущенных… Я дарую тебе за это монету золота. Хранитель шахской казны тут же достал монету из кошелька и бросил ее Сулейману. — Но я боюсь, что твой язык все же не сохранит тайну речей недозволенных, и, чтобы сберечь слова Пророка до нужного времени, заберу твой язык вместе с головой. Так будет надежнее. Разве не так, Сулейман? Шах засмеялся ловкой выдумке. Визир хлопнул в ладоши, и тут же появился палач. Он опрокинул Сулеймана и взмахнул мечом. — Постой, — задержал словом меч палача шах. — Может, не стоит тебе, Сулейман, терять голову из-за друга? Я помилую тебя, но ты признайся, что придумал свой сон. — Нет, — сказал Сулейман. — Не о Кадире Бечаре моя забота, великий шах. Я не могу взять на себя вину перед Пророком, ибо помыслы мои чисты и правильны. Снятая с моих плеч голова снимет с меня вину, и я попаду в рай. Потому приказывай палачу — пусть скатит мою голову в корзину бесчестья. Свои страдания ты увидишь сам. Сулейман опустился на пол и произнес: — Давай, палач, приступай к делу! Палач взмахнул мечом, лезвие свистнуло над головой, но не затронуло шеи несчастного. Во дворце все умели читать волю повелителя по его глазам. Дело, дети, в том, что шах решил выяснить, выдержит ли Сулейман испытание золотом, как выдержал проверку свистом меча. Шах поднял бедняка с колен. Краска жизни сошла со щек его от ужаса острого лезвия и еще не вернулась на них. Шах удалил палача. — Воистину сказано, — изрек он, — ущерб поспешности велик, а польза от терпения безгранична. Стоя под стрелами жестокости, ты, Сулейман, прикрывался только мечом чести, и лезвие кары не достигло тебя. Но я хочу напомнить тебе одну мудрость. Ты беден, Сулейман, и потому не знаешь вкуса радости и богатства. За них, верь мне, можно отдать все — дружбу и любовь. Однако ты можешь стать богатым. Запомни, нужно только пройти испытание и овладеть сокровищем. |
