- Вот-вот, - подхватил я. - Этот Пашкевич - голова. Все рассчитал. Пройдет афера - хорошо, еще десяток тысяч, не пройдет - тоже рыдать не надо. Сколько там лет за это полагается? Ну, упекут его в тюрьму, ведь ему не привыкать, а следы удастся замести: кто его в тюрьме искать будет?

- А он не без фантазии.

- "Рафик"!.. Где он мог достать машину? И неужели никто не запомнил номера?

- Запомнили. Но...

- Фальшивый?

- Снят с частных "Жигулей". Машина разбита и стояла во дворе. Точный расчет: никто на ней не поедет, значит, не поднимет шума по поводу исчезновения номеров.

- Где же они взяли кассу?

- Слишком многого хочешь от меня!

Наш разговор прервал парень в светлом кримпленовом костюме.

Крушельницкий познакомил нас. Обладателем умопомрачительного костюма оказался лейтенант Игорь Проц - вчера он начал расследование аферы с коврами и успел опросить всех потерпевших.

- Начнем? - лаконично спросил он.

Крушельницкий только кивнул.

Проц впустил в комнату понятых и высокую сухощавую женщину в очках на длинном, совсем не женском носу. Такие красные носы бывают, главным образом, у мужчин, любящих прикладываться к определенного вида посуде, но у этой категории человеческого рода глаза, как правило, мутные и невыразительные, а у женщины, которую Проц подвел к столу, они блестели за стеклышками очков остро и пронизывающе, и я подумал, что действительно от этих глаз ничто не укроется.

Женщина, не раздумывая, ткнула пальцем с обломанным ногтем в фотографию Пашкевича и почти торжественно воскликнула:

- Он! Вот это он, ей-богу, он, и я утверждаю это вполне категорически!

Занеся в протокол ее показания, Крушельницкий отпустил понятых и попросил женщину присесть. Она по-хозяйски расположилась у стола, положила на колени большую сумку и сразу же перешла в наступление:

- Куда вы смотрите! Простой народ обманывают, последние деньги отбирают, а милиция где? Где, я вас спрашиваю, и можно ли такое допускать?

- Удивляюсь я вам, Галина Григорьевна, - засмеялся Крушельницкий, такая умная женщина, а обвели вас вокруг пальца, как ребенка.

У него был незаурядный опыт, у этого Толи, и ему сразу удалось сбить наступательный пафос женщины. Галина Григорьевна как-то жалобно посмотрела на него и объяснила:

- Но ведь такие красивые ковры! И я давно хотела именно красный с цветами.

- За триста пятьдесят шесть?

- Узор... - вздохнула она. - И цвет... Как раз к нашей мебели.

- Ковры продают в магазине, а не на улице. Это вам не пирожки.

- Не пирожки, - согласилась она. - Черт попутал.

- Вот мы и выяснили, что и без вашей вины не обошлось.

- Очередь же была, и вроде все официально.

- "Вроде"! - ухватился за слово Толя. - Только вроде... И никто не догадался попросить у них документы, администратора позвать из магазина.

- Думали, что этот лысый...

- Ну, хорошо... А кассирша?.. Опишите ее внешность. - Достал из папки лист бумаги. - Вот тут записано: брюнетка, брови густые, высокая прическа... Все говорят: красивая. А точнее? Красивые, они тоже разные.

- Конечно, - согласилась Галина Григорьевна. - А эта как кукла. Знаете, магазинная кукла. Ресницы длинные, наклеенные, и губки бантиком. По Академической такие по вечерам ходят.

- Лицо удлиненное или круглое?

- Скорее круглое. Нос вздернутый, и почему это таких красивыми называют?

Очевидно, Галина Григорьевна измеряла женскую красоту длиной собственного носа, и тут с ней трудно было согласиться. Но ведь и возражение могло вызвать ее негативную реакцию - вероятно, поэтому Толя и не ответил на ее вопрос. Вместо этого уточнил:

- Глаза черные?

- Не до глаз было: очередь и толкотня.