Через две недели Роммель отбросил английские дивизии на тридцать миль к северо‑востоку, а десятого апреля опять загнал их в Тобрук. В Каире его имя обрастало всевозможными легендами. Рассказывали, что генерал‑фельдмаршал носит английские летные очки – трофей, подобранный на поле боя, сам водит самолет в разведку, дерется бок о бок со своими солдатами – и в танке, и на земле, и в воздухе – вездесущий, как сам дьявол.

Со своим мобильным Африканским корпусом он и впрямь способен был творить чудеса.

Как‑то ночью Чарльз съездил в Тобрук; генерал Уэйвелл предоставил ему джип и небольшой конвой, теперь поневоле приходилось остерегаться. Они сняли с машины отражатель, чтоб не было бликов, специальной сеткой заметали следы на песке – одним словом, учились хитрости у самого Роммеля. Чарли вернулся подавленный невероятным количеством потерь в английских войсках и очевидной безнадежностью их положения. К тому же и погода уже не благоприятствовала им.

Зимняя благодать кончилась:" пошли дожди, осложнявшие маневры танков, потом разыгрались песчаные бури, а следом наступила небывалая засуха. Бушующие в пустыне ураганы опрокидывали грузовики, мелкий песок забивался в глаза, в нос, в зубы, в складки одежды. В одну из таких жестоких апрельских бурь шестеро английских генералов угодили прямо в лагерь противника…

Чарли, еле волоча ноги от усталости, поднялся по ступенькам отеля. Одри, сидевшая с друзьями на веранде, выбежала ему навстречу. Плакала, смеялась, целовала в губы, в глаза, в бороду.

– Сумасшедшая! – задохнулся он и крепко обнял ее. – Ну, что ты тут без меня делала?

– Ждала. – Она заглянула в любимые глаза. – И жутко волновалась!

– Я непобедим, как английский флот, любовь моя. – Бессмысленная бравада. В последнее время все чаще приходили сообщения о том, что немецкие подлодки наносят жестокий урон британским военным кораблям.

– Господи, чего я только не передумала!

– Глупышка! – Они поднялись наверх в номер. – Да разве это опасность – после всего, что мы с тобой недавно пережили? И все‑таки нам отчаянно повезло: мы вместе, не то что Ви и Джеймс.

– Да, конечно… И все же мне было бы гораздо легче, если бы, кроме двойного виски с содовой на веранде, тебе ничто не грозило.

Он рассмеялся и увлек ее на постель. В тот вечер они уже не спустились вниз. Лежали, обнявшись, на свежих простынях, разговаривали про Тобрук, никак не могли насытиться друг другом, наконец задремали перед рассветом. Чарльз проснулся с первыми лучами солнца, принял душ и долго любовался спящей Одри. Он тихонько лег рядом с ней, провел рукой по нежным изгибам ее тела. Она шевельнулась, открыла один глаз, сонно улыбнулась.

– Всегда бы так просыпаться! – Притянула его к себе, поцеловала загорелую шею, завитки волос на груди и приникла к его губам.

В июне сорок первого англичане перешли в контрнаступление, но план Уэйвелла с треском провалился. Оки – так для краткости называли генерала Окинлека – осуществил перегруппировку сил. Вместо Уэйвелла поставил командовать Западной бронетанковой дивизией генерала Каннингема. Через четыре месяца, восемнадцатого ноября, новый командующий дал бой и проявил себя ничуть не лучше Уэйвелла. Оки сместил и его, тридцатого ноября Роммель предпринял новый штурм Тобрука.

Чарльза совесть замучила: там люди гибнут, а он пишет об этом, сидя на веранде отеля, каждый вечер ужинает с Одри в ресторане, ходит по ночным клубам. Он достал свою репортерскую сумку.

– В Тобрук? – Глаза Одри расширились от ужаса, когда он молча кивнул. – Не надо, прошу тебя!

– Надо, Од. Иначе зачем меня сюда прислали?

– Но ты уже был там! Осада длится с весны – чего ради опять рисковать жизнью?

– Как будто не знаешь – чего ради!

– Ну пусть кто‑нибудь другой Съездит.