|
Чтобы сделать шаг, им приходилось наклоняться вперед всем телом и пробивать мистраль, словно он был чем-то твердым и упругим. Кипарисы в парке гнулись под ветром почти до земли. — Что ты хотел сказать мне? — спросил Гоген. Он должен был кричать Винсенту прямо в ухо. Ветер уносил его слова раньше, чем Винсент успевал их расслышать. — Поль, я все думал эти последние дни. У меня родилась замечательная идея. — Извини, пожалуйста, но я побаиваюсь твоих замечательных идей. — Мы все зашли в тупик в своей живописи. А знаешь почему? — Что, что? Не слышу ни слова. Крикни мне на ухо! — ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ МЫ ВСЕ ЗАШЛИ В ТУПИК В СВОЕЙ ЖИВОПИСИ? — Нет. Почему? — Потому, что мы пишем в одиночку! — Что за чепуха! — Кое-что мы пишем хорошо, кое-что — плохо. И вот, представь, мы соединяем свои силы в одном полотне. — _Мой командир, я ловлю каждое твое слово!_ — Помнишь ты братьев Бот? Голландских живописцев? Одному удавался пейзаж. Другой был силен в изображении человеческой фигуры. Они писали картину совместно. Один делал пейзаж. Другой вписывал в него фигуры. И они превосходно работали. — Короче говоря, к чему это ты клонишь? — Что? Я не слышу. Подойди поближе. — Я ГОВОРЮ — ПРОДОЛЖАЙ! — Поль, именно так и должны делать мы. Ты и я, Съра, Сезанн, Лотрек, Руссо. Мы все должны работать совместно над одними полотнами. Это будет истинная коммуна художников. Мы будем сносить в картину все лучшее, на что каждый из нас способен. Съра — воздух. Ты — пейзаж. Сезанн предметы. Лотрек фигуры. Я — солнце, луну и звезды. Все вместе мы составим одного великого живописца. Что ты скажешь? — _Тю-тю! Нашелся дурак, да не впору колпак!_ Гоген разразился хриплым, неистовым хохотом. Ветер швырял его хохот прямо в лицо Винсенту, как швыряет пену с морской волны. — Командир, — сказал Гоген, когда, насмеявшись, он перевел наконец дух. — Если твоя идея не самая величайшая из всех идей в мире, то провалиться мне на месте! А пока, извини меня, я посмеюсь еще немного. И он пошел по тропинке, хватаясь за живот и корчась от хохота. Винсент не шевелясь стоял на месте. Целая туча черных птиц стремительно опускалась на Винсента с неба. Тысячи черных птиц, крича, летели на него и били крыльями. Они кружились над ним, хлестали его, накрывали с головой своими черными телами, лезли ему в волосы, врывались в уши, в глаза, в ноздри, в рот, погребая его под плотным, траурно-черным, душным облаком трепещущих крыл. Гоген вернулся назад. — Слушай, Винсент, давай-ка пойдем отсюда прямо к Луи. По-моему, необходимо отпраздновать рождение твоей восхитительной идеи. Винсент молча потащился за Гогеном на улицу Риколетт. Гоген ушел наверх с одной из девушек. Рашель села к Винсенту на колени тут же в зале. — Ты не пойдешь ко мне, Фу-Ру? — спросила она. — Нет. — Почему же? — У меня нет пяти франков. — Тогда, может быть, ты отдашь мне вместо этого свое ухо? — Отдам. Гоген скоро вернулся. Они медленно пошли вниз по холму к своему дому. Гоген наскоро проглотил ужин. |
