Винсенту хотелось
тут же, при тусклом свете лампы, схватить ее на руки и решить все сразу одним крепким объятием. Но она все как-то увертывалась, ускользала, хотя
и часто прикасалась к нему. Он поднял лампу, и Урсула прочла надпись на картине. От удовольствия она захлопала в ладоши и стала притопывать
каблучками. Она так суетилась и прыгала, что Винсент опять не смог улучить момент, чтобы обнять ее.
— Значит, он и мой друг, ведь правда? — допытывалась она. — Мне всегда хотелось подружиться с художником.
Винсент подыскивал слова, ему хотелось сказать ей что-то нежное, что-то такое, с чего он мог бы начать объяснение. Она следила глазами за
ним, стоя в темноте. В ее глазах, отражавших пламя лампы, мерцали крошечные искорки света. Полумрак оттенял овал ее-лица, и когда взгляд
Винсента скользнул по ее красным, влажным губам, четко рисовавшимся на гладком бледном лице, в его душе шевельнулось что-то такое, чего он сам
не мог бы объяснить.
Наступила многозначительная пауза. Ему казалось, что Урсула тянется к нему, ждет и боится его признания. Он несколько раз облизал губы.
Урсула отвернулась, взглянула на него через чуть вздернутое плечо и выбежала в сад.
В ужасе оттого, что он теряет возможность поговорить с ней, Винсент бросился следом. Она остановилась под яблоней.
— Урсула, послушайте...
Она обернулась и, поежившись, взглянула на него. В небе горели холодные звезды. Кругом было темным-темно. Лампу Винсент оставил во флигеле.
Тускло светилось только одно окно кухни. Винсент все еще ощущал запах волос Урсулы. Она плотно стянула на плечах свой шелковый шарф и скрестила
на груди руки.
— Вы замерзли, — сказал он.
— Да. Пойдемте лучше в дом.
— Нет, ни за что! Я... — Он преградил ей дорогу.
Она уткнула подбородок в шарф и глядела на него широко раскрытыми, удивленными глазами.
— Но, господин Ван Гог, боюсь, что я вас не понимаю.
— Я только хотел сказать вам... Видите ли... Я... я...
— Поговорим потом, прошу вас. Я вся дрожу.
— Мне кажется, я должен сказать вам это. Сегодня я получил повышение. Меня переводят в отдел офортов... Это уже второе повышение за год.
Урсула отступила на несколько шагов, сняла шарф и резко остановилась, забыв о холоде.
— Так что же вы хотите сказать мне, господин Ван Гог?
Тон у нее был ледяной, и Винсент проклинал себя за неловкость. Вся сумятица чувств, которая его обуревала, вдруг улеглась — он сразу овладел
собой. Он помолчал, обдумывая, как заговорить с ней, и наконец решился.
— Я хочу сказать вам, Урсула, то, что вы, собственно, уже знаете. Я люблю вас всем сердцем и буду счастлив лишь тогда, когда вы станете моей
женой.
Он почувствовал, что его спокойствие и самообладание ее удивило. Может быть, сейчас самое время обнять ее?
— Вашей женой? — Голос Урсулы стал звонче. — Нет, господин Ван Гог, это невозможно.
Он посмотрел на нее из-под своих крутых, бугристых надбровий, и она ясно увидела во тьме его глаза.
— Боюсь, что я... я не...
— Странно, что вы ничего не знаете. Я уже больше года помолвлена.
Винсент не мог бы сказать, долго ли он простоял не двигаясь, о чем он думал и что чувствовал.
— Кто же ваш жених? — угрюмо спросил он.
— Ах да, вы же его ни разу не видели! Он раньше жил в вашей комнате. |