|
— Сможешь ли ты заработать себе на хлеб? — Не сразу, отец. Тео будет помогать мне, пока я не встану на ноги. Когда я научусь рисовать хорошо, я смогу этим прокормиться. Рисовальщики в Лондоне и Париже зарабатывают от десяти до пятнадцати франков в день, а те, которые делают иллюстрации для журналов, получают уйму денег. Теодор испытывал чувство облегчения уже от одного того, что Винсент поставил перед собой хоть какую-то цель и не намерен праздно болтаться, как все эти годы. — Надеюсь, Винсент, что если ты уж возьмешься за эту работу, то не бросишь ее и больше не будешь метаться от одного дела к другому. — С этим покончено, отец. Теперь я не отступлюсь. 2 Дожди скоро прошли, и установилась ясная, теплая погода. Винсент брал свой мольберт и рисовальные принадлежности и бродил по округе. Больше всего ему нравилось работать на вересковой пустоши близ Сеппе, но нередко ходил он и к большому болоту у Пассьеварта рисовать водяные лилии. В Эттене, маленьком городке, где все хорошо знали друг друга, люди смотрела на него с подозрением. Здешние жители еще не видали, чтобы кто-нибудь носил черный вельветовый костюм, и приходили в недоумение, видя, как взрослый человек целыми днями бродит в поле с карандашом и бумагой в руках. При встречах с прихожанами отца Винсент, несмотря на свою угловатость и замкнутость, всегда был вежлив, но они упорно сторонились его. Здесь, в этом малолюдном и тихом городишке, его считали страшилищем и чудаком. Все в нем было странно, необычно: его платье, манеры, рыжая борода, слухи о его прошлом, его откровенное безделье и то, что он целыми днями сидит в поле и все время на что-то смотрит. Они не доверяли ему и боялись его уже потому, что он был не похож на них, хотя он не причинял им никакого вреда и желал лишь одного — чтобы они ему не мешали. Винсент и не подозревал, что жители Эттена так невзлюбили его. Однажды он на большом листе рисовал рубку сосняка: на переднем плане он изобразил одинокое дерево, стоявшее на отшибе у ручья. Один из лесорубов время от времени подходил к нему, глядел через плечо на рисунок, бессмысленно улыбался, а потом громко захохотал. Винсент работал над этим рисунком несколько дней, и крестьянин смеялся над ним все более открыто. Винсент решил выяснить, что же его так забавляет. — Вам смешно, что я рисую дерево? — вежливо осведомился он. Лесоруб в ответ опять разразился хохотом и сказал: — Ясное дело, смешно. А ты, должно быть, дурак. Винсент задумался на минуту и спросил: — А был бы я дураком, если бы посадил дерево? Лицо Крестьянина сразу стало серьезным. — Нет, конечно, нет. — А был бы я дураком, если бы стал ухаживать за этим деревом? — Ясное дело, нет. — А если бы я собрал с него плоды? — Ты надо мной просто смеешься! — Ну, а дурак я или нет, если я срублю дерево, как делают вот здесь? — Почему же? Деревья надо рубить. — Значат, сажать деревья можно, ухаживать за ними можно, снимать с них плоды можно, рубить можно, а если я их рисую, то я уже дурак. Правильно ли это? Крестьянин снова ухмыльнулся. — Конечно, ты дурак, коли тратишь время на такое дело. И все говорят, что ты дурак. |
