– Ты для меня староват, – замечаю я.

Вид у Омельчина более чем скептический. Я бы сказала, скучающий.

Зато у меня сейчас будто жидкий огонь бежит по венам.

Ладно, 1:1.

– У тебя осталось три минуты, чтобы собраться, Елизавета. Самолет ждать не будет. И я тоже.

– Так не жди, – замечаю я. – Я все равно никуда не полечу. Можешь передать Александру Федоровичу, что я к ним не вернусь.

По крайней мере, сейчас.

Никита припечатывает меня суровым взглядом и направляется к лифту. Но уже ударив по кнопке, заявляет:

– Если я сейчас уйду, можешь на меня не рассчитывать.

– Даже не собиралась, – отвечаю. – Ты еще ни разу не вел себя как тот, на кого можно рассчитывать.

Вот теперь в серых глаза вспыхивает ярость, но я, прежде чем он успевает ответить, хлопаю дверью.

Это, кажется, 2:1.

Но меня по-прежнему трясет.

Меня потряхивает, как будто пробежала марафон. Или, скорее, прыгнула со скалы. Скалы под названием «Омельчин».

– Не пригласила? – интересуется подруга, прогоняя мой ступор. Она успела помыть посуду и уткнуться в телефон, но при моем появлении на кухне отложила его в сторону.

– Вот еще, – мотаю я головой и объясняю: – Хотел вернуть меня в семейное гнездо.

– Домой? – Катя выглядит разочарованной. –  Я вообще-то подумала, что он за тобой.

– В смысле?

– Ну то… Что вы вместе.

Если есть что-то способное удивить меня больше, чем прижимающий меня к стене Омельчин, то вот это оно.

– Нет! Точно нет. Мы же брат и сестра. Вроде как.

– Вроде как, ага, – смеется Катька. – У вас разные биологические родители, и вы даже не росли вместе.

– Это все равно тянет на извращение.

Сексуальное такое извращение.

– Да брось, он тебе всегда нравился.

– Как брат, – поправляю я. – Он мне нравился как брат.

– Ясно, – кивает подруга и снова печатает сообщение, на минуточку теряя ко мне интерес. – Тогда где ты собираешься жить?

– Вообще-то, у тебя. Как и договаривались.

Катя столько раз звала меня к себе, что я уже сбилась со счета. Родители Емцевой полтора года назад умотали в Испанию, оставив двухкомнатную квартиру в распоряжение дочери. Она постоянно жаловалась, что ей очень скучно, и говорила, как бы было круто, если я поселюсь у нее, хотя бы пока толком не устроюсь и не найду жилье.

Но сейчас подруга резко бледнеет и, кажется, забывает о своем виртуальном собеседнике.

– То есть как у меня? – переспрашивает она, а я чувствую подкрадывающегося ко мне пушного зверька, песца. Только через букву «и».

– Емцева, ты же сама убеждала меня к тебе переехать. Я даже у тебя переспрашивала: прикалываешься или нет. Это что, мне приглючилось?

– Нет, – она качает головой. – Просто кое-что изменилось.

– Родители возвращаются?

– Нет, я уже живу кое с кем.

Словно в какой-то мелодраме снова звонит домофон.

У меня дергается глаз, хотя умом понимаю, что вряд ли это Омельчин, а вот Катя спешит впустить гостя. Теперь по ее торопливым движениям я понимаю, что она кого-то ждет. Кого-то конкретного, кто вовсе здесь не гость. И мне безумно хочется посмотреть, кто это. Поэтому я иду в прихожую следом за ней.

– Да, открываю… Вет, – подруга поворачивается ко мне и принимает самый раскаявшийся вид, на который способна. Но от ее взгляда мне хочется ругаться матом. Потому что вся эта ситуация – тупее не придумаешь! – Ну откуда я могла знать, что ты действительно решишься на переезд? Что в этот раз точно-точно приедешь?

– Не могла, – соглашаюсь я, разглядывая входную дверь.