Катя Качур. Желчный Ангел
Предисловие
Ветер от крыла Азраила закрутил песок Сахары в тугую воронку и гигантской плетью соединил небо с землей. Вокруг хлыста вращались разбитые в щепки загоны для скота, разорванные палатки бедуинских поселений, лоскуты ковров и клочья шкур. Вдоль оставшихся яслей блеяли сбитые в кучу, напуганные бараны. Верблюды, будто обожженные хлыстом, ревели гортанно, вытянув могучие шеи и опустив ресницы. Свеча у изголовья Адама заметалась, заполошно цепляясь за жизнь, и погасла, сожранная вихрем. В дрожащий шатер, согбенная, зареванная, сдуваемая отголосками смерча, зашла Аиша, села у постели мужа и положила ладонь ему на веки. – Я принесла оливковое масло. – Она поставила рядом с подушкой глиняный сосуд. – Нужно намазать глаза, чтобы не видеть, как ОН ужасен. Адам накрыл теплую руку жены холодными пальцами. Полы его галабеи взметнулись, обнажив сморщенное, как сушеный финик, худое тело. – Ступай, хабиби, – произнес одними губами. – ОН не должен застать нас вместе. Аиша поднесла к щеке остывающую ладонь мужа, утерла сухими его костяшками слезы и, преодолевая пружину ветра, покинула жилище. Как только она исчезла, в купол шатра вонзилась зеленая молния, озарила подушки и верблюжьи шкуры, рассекла воздух, словно нож – нежную плоть рахат-лукума. Слепящий свет был невыносим, даже сквозь закрытые веки он проникал в зрачки раскаленным жалом. – ОТКРОЙ ГЛАЗА. – Голос одновременно был далеким и близким, ледяным и горячим, чужим и родным, мужским и женским. Адам напрягся из последних сил и разомкнул слипшиеся ресницы. Перед ним, сложив прозрачно оперенные крылья с мощной сетью кровеносных сосудов, подперев подбородок сильной рукой, разметав по плечам серебристые кудри, сидел ОН. Глаза цвета чистейшего изумруда, брови – стрелы, чувственные хищные ноздри, губы, выточенные резцом из белого мрамора и отшлифованные алмазной гранью. – Как ты красив, Азраил, – прошептал умирающий. – Как ты нечеловечески красив! Почему тебя все так боятся? – Странно, что ты видишь меня таким, грешник. Смотри внимательнее! Ангел поднялся с постели, ноздри его втянули огненный воздух, и над могучими плечами, над серебряной шевелюрой, упираясь в купол шатра, взметнулись исполинские крылья. Артерии и капилляры, чудным рисунком пронизывающие их полотно, наполнились рубиновой кровью. Она переливалась от малейшего движения, делаясь то насыщенно алой, как нутро вспоротого барана, то глубоко бордовой, как закатный цветок гибискуса. – Потрясающе! – воскликнул Адам. – Безупречно! Совершенно! Лучше лучшего из моих камней! Азраил сложил крылья и вновь сел на подушку рядом. – Грешники должны видеть на моих опахалах сотни глаз и тысячи языков, – бесстрастно сообщил Ангел. – И только праведникам напоследок разрешено полюбоваться их роскошеством. – Мои грехи спорны, – возразил Адам. – Что бы я ни делал в жизни – гранил алмаз или целовал женщину, – все было пронизано безмерной любовью. – Краденые алмазы и краденые жены, – напомнил Азраил. – Но именно я делал их счастливыми. А не те, кому они изначально принадлежали. – Вы, смертные, искусно оправдываете свои грехи. Даже самые тяжкие. – Но я же вижу тебя прекрасным! – воскликнул Адам. |
