|
Потом круглый образок, сохранившийся от первого причастия, и флакон из-под дорогих духов. Очвидно, он остался после постояльцев, и Эмма соблазнилась его изысканной формой. Ярким пятном краснела бумажная роза - воспоминание о каком-то празднике или танцульке. Следом за ней появился маленький золотой крестик - единственный предмет, имевший хоть какую-то ценность... Затем Мегрэ достал целую пачку почтовых открыток. На одной из них был изображен фасад большого отеля в Каннах. На обороте женским почерком, с множеством орфографических ошибок было написано: "Лутче бы ты приехала чем тарчать в своей дыре где всегда дожж. Тут неплохо. Платят и есть дают чиво хочишь. Цалую тебя. Луиза". Мегрэ передал открытку инспектору, а сам занялся снимком. Это была премия, из тех, что обычно выдают на ярмарках стрелку, угодившему в самое яблочко. На снимке лицо стрелка было наполовину закрыто прикладом карабина и один глаз был прищурен. Однако вполне можно было разглядеть могучие плечи и морскую фуражку на его голове. Сияющая Эмма держала моряка за локоть обеими руками и улыбалась в объектив... Внизу была подпись "Кемпер". Потом появилось засаленное, измятое письмо - видно, его не раз перечитывали: "Дорогая моя! Все сделано, все подписано. У меня своя шхуна. Я назову ее "Красавица Эмма". Кемперский кюре обещался освятить ее святой водой, зерном, солью и всем, чем положено. Поставлю настоящее шампанское, пускай помнят о моем празднике много лет. Выплачивать спервоначалу будет тяжеловато: я должен вносить в банк по десять тысяч франков в год. Но подумай только: на шхуне сто квадратных брассов парусов, и делает она десять узлов в час. Можно отлично заработать, перевозя в Англию лук. А коли так, мы скоро поженимся. Я уже нашел фрахт для первого рейса, но меня хотят обжулить, потому что я новенький. Твоя хозяйка должна была отпустить тебя на освящение шхуны не на один день, а на два, потому что все будут пьяные и ты все равно не смелеешь вернуться в Конкарно. Мне уже не раз пришлось раскошеливаться, все требуют, чтобы я обмывал шхуну, она стоит в гавани под новеньким флагом. Я снимусь на капитанском мостике и карточку пришлю тебе. Целую тебя и обнимаю. Я тебя люблю и не дождусь, когда ты станешь моей женой. Леон". Мегрэ сунул письмо в карман. Он задумчиво глядел на белье, сушившееся на другой стороне тупичка. В шкатулке не оставалось ничего, кроме костяной ручки без пера. В ручку была вделана стеклянная линза с видом усыпальницы Лурдской богоматери. - Сейчас живет кто-нибудь в той комнате, которую раньше занимал доктор? - спросил Мегрэ. - Кажется, нет. Газетчики живут на третьем этаже. Для очистки совести комиссар еще раз осмотрел мансарду, но ничего заслуживавшего внимания не нашел. Он спустился на первый этаж и открыл дверь комнаты номер три. Небольшой балкончик выходил на набережную; порт и гавань были как на ладони. Кровать была оправлена, пол натерт, кувшин на тумбочке накрыт чистой салфеткой. Инспектор следил за своим шефом с несколько скептическим любопытством. Посвистывая, Мегрэ огляделся вокруг и направился к маленькому дубовому столику возле окна. На нем стояла пепельница и лежал бювар. Мегрэ открыл бювар. В нем хранились почтовая бумага с маркой отеля и голубой конверт, тоже с маркой отеля. Кроме того, в папке было два больших листа промокательной бумаги: один - почти черный от пропитавших его чернил, другой - использованный, очевидно, один раз. |
