Изменить размер шрифта - +
Он подошел к дверям жандармерии, над которыми развевался французский флаг. Волшебство солнечного дня, яркие цвета национального флага, веселый блеск белых стен создавали ощущение радостной атмосферы праздника 14 июля...
     За дверью на месте дежурного сидел жандарм с юмористическим журналом в руках. Тихий и пустынный дворик, между каменными плитами которого пробивался пушистый зеленый мох, очень напоминал монастырский.
     - Где бригадир?
     - На задании. Лейтенант, бригадир и почти все жандармы ушли ловить бродягу, вам, конечно, известно, какого...
     - Доктор Мишу на месте?
     Жандарм улыбнулся и глянул на зарешеченное окошечко камеры.
     - Будьте покойны, господин комиссар! Никуда он не денется...
     - А ну-ка, откройте камеру.
     Звякнули засовы. Комиссар крикнул сердечно и весело:
     - Добрый день, доктор! Надеюсь, вы хорошо спали?
     На комиссара смотрело серое лицо, заострившееся, как лезвие ножа.
     Доктор лежал на койке, до подбородка укрывшись грубым солдатским одеялом. Глаза его ввалились и лихорадочно горели.
     - Что случилось? Вам нездоровится?
     - Мне очень плохо, комиссар, - еле слышно прошептал доктор Мишу и со вздохом приподнялся на койке. - Это моя почка...
     - Надеюсь, вам дают все, что вам нужно?
     - Да, конечно. Вы очень любезны, комиссар.
     Доктор лежал одетый. Он спустил ноги с кровати, сел и провел рукой по лбу. Комиссар тут же уселся верхом на стул и оперся локтями о спинку.
     Его цветущее лицо сияло неподдельной юношеской радостью.
     - Я вижу, вы заказывали бургундское!
     - Эту бутылку принесла мне вчера мать... Откровенно говоря, я предпочел бы не видеть ее... Но она кое-что прослышала в Париже и примчалась сюда...
     Черные круги под глазами доктора были чуть ли не в пол-лица, и от этого небритые щеки казались еще более впалыми. Отсутствие галстука и измятый костюм усиливали впечатление отчаяния и растерянности, которое производила его жалкая фигура.
     Доктор замолчал, чтобы откашляться. Он сплюнул в носовой платок и долго рассматривал мокроту, как человек, боящийся туберкулеза. Лицо доктора было сосредоточенно и тревожно.
     - Есть новости? - спросил он устало.
     - Жандармы ничего не говорили вам о том, что случилось ночью?
     - Нет... А что случилось?.. Кого...
     Он прижался к стене, словно боялся, что его ударят.
     - Чепуха! Просто одного прохожего ранили в икру.
     - А поймали того... того, кто стрелял? Я больше не могу, комиссар, я сойду с ума... И, согласитесь, есть от чего... Вероятно, пострадал еще один клиент кафе "Адмирал"? Ведь преследуют только нас... Я ломаю себе голову, но никак не могу понять, почему? За что?.. Мостагэн...
     Ле-Поммерэ... Гойяр!.. И яд, который предназначался всем сразу!.. Вот увидите, даже здесь, в тюрьме, они доберутся до меня... Но за что, за что?
     Теперь лицо доктора было не только бледным, оно приобрело зеленоватый оттенок. Вид доктора вызывал отвращение, он казался живым воплощением ужаса, причем самого жалкого, самого отталкивающего.
     - Я не могу спать... Смотрите, ведь это окно совсем близко. Оно зарешечено, но выстрелить можно и через решетку... Особенно ночью.
Быстрый переход