Дед мгновенно исчез где-то в зарослях бурьяна, убедительно показывая не беспочвенность подозрений супруги. Так волшебно могут исчезать только Копперфилд и неверные, хорошо тренированные в адюльтерах мужья. Бурьян даже не колыхнулся.

Авдотья Корнеевна вошла под навес, поздоровалась и, не снимая пленки, спросила:

— Мой-то давно убег? — И пока мы с Галкой разевали рты, прикидывая, врать или закладывать Мардона, ответила сама себе: — Недавно. Вон, беломорина еще намокнуть не успела…

Капитан Катани сдох бы от зависти, прихватив с собой Шерлока Холмса, доктора Ватсона и Ниро Вульфа со всеми орхидеями. Мы с Зайцевой выразили восхищение дедуктивным талантом Мардоновой супруги открытыми ртами.

— А я-то думаю, куда он делся? — продолжила Авдотья Корнеевна. — В телогрейке. Обещал воды для бани натаскать… Вот старый хрыч, нет на него угомону!

Крестный дед навестил нас, по деревенским меркам, поздним вечером. В половине десятого. Отмытые в бане малолетние внуки укладывались спать под присмотром Авдотьи Корнеевны, и оставленный без присмотра Мардон огородами, через два пустующих дома, зашел с визитом.

С приходом Сидора Прохорыча исчез шум дождя. Весь день ливень не выпускал нас на улицу, он то затихал до тихой мороси, то, набравшись сил, обрушивался теплыми потоками.

Зайцева махнула рукой на огород и, поручив мне драить чугунки и сковородки песком, взялась за генеральную уборку дома. Если бы под рукой оказались белила, она бы и печь обновила.

Дед пришел с гостинцами. В кармане его телогрейки лежали огурцы-помидоры из личного хозяйства и горсть стручков молодого гороха, собранного по пути с колхозного поля, засеянного кормовой смесью — горох пополам с овсом.

Стручкам Галка обрадовалась больше всего.

— Все детство, как медведи, в овсах просидели! — воскликнула Зайцева и принялась лущить горох, забыв о причине визита деда.

Я налила Мардону граненую стопку водки, положила на тарелку жареной картошки и две сардельки. Дед Сидор крякнул, дунул, выпил и довольно захрустел огурцом.

— Лило-то как, девки! Страх! — Хорошая компания, долгожданный дождь, вина налили, здоровье выпить позволяет — чего еще в старости нужно? Глаза деда влажно поблескивали, и я налила ему вдогонку. Дед — боец крепкий, не раз проверенный. — Счас все так и попрет! Земля-то у нас — навоз с черноземом. Чистый пух!

Зайцева выпила с соседом водки, я налила себе сухого вина из картонной коробки с краником, и мы немного поговорили о погоде и видах на урожай. По наблюдениям многоопытного селянина — картошка уродилась, яблок не будет.

— Чего-то мы, девки, в духоте сидим, — намекнул Мардон, Галка распахнула окно, и в комнату ворвался свежий влажный воздух.

Сидор Прохорыч достал пачку «Беломора» и задымил, тактично отгоняя ладошкой клубы дыма к окну.

По телевизору в сотый раз повторяли «Марш Турецкого», Зайцева любовалась Домогаровым, мы с Мардоном вели разговоры за жизнь.

— Только летом и активничаем, — жаловался дед. — Зимой заметет-завьюжит, сидим, как сурки… никакого обчества.

— А вы на зиму в город езжайте, — предложила я.

— А скотина?

— Какая у вас скотина-то? — не отрываясь от экрана, по которому бегал Домогаров, бросила Галка. — Восемь кур…

— Пятнадцать, — поправил дед. — И собака, и кошка…

— Ну тогда, конечно, — хмыкнула вредная Зайцева, — скотина.

Дед обиделся и самостоятельно налил водки.

За этим занятием и застукала его любезная супруга Авдотья Корнеевна.