«Наверх» — означало лечь с ним в постель. Натали представила, как она убегает отсюда: поднимает тяжелые металлические засовы, выскакивает во двор, освещенный прожекторами, и под улюлюканье одичавших в этой глуши солдат спасается от преследующей ее стаи волков. Пугающая перспектива!

Она пошла вслед за покачивающимся на ходу военачальником на второй этаж. В каждой комнате он зажигал и гасил люстры, демонстрируя афганские и персидские ковры, европейский фарфор и серебро, скандинавскую мебель, смесь роскоши и дурного вкуса. Его кровать была необъятна, как Тихий океан, и окружена зеркалами в металлических рамах.

— Если хочешь освежиться… — не очень отчетливо пробормотал Александр и указал на дверь, ведущую в ванную.

Натали вошла туда и взглянула на свое отражение в зеркале. После вспышки желания при встрече с юным Стефаном она не испытывала ни к кому сексуального влечения. «Захочу ли я заниматься любовью с этим генералом после того, как он стянет с себя сапоги и все остальное?..» — размышляла Натали, встретившись взглядом сама с собой перед огромным зеркалом, украшавшим ванную.

Лапшин ждал ее на полпути между дверью из ванной и двуспальной кроватью. Сцена соблазнения была срежиссирована в меру его вкуса и таланта. Принесенные из теплицы свежесрезанные цветы, схваченные по дороге морозцем, увядали в роскошной вазе. Серебряный поднос с рюмками и графином, доверху наполненным коньяком, был водружен на ночной столик у изголовья. В спальне пахло духами «Мадам Роша».

Оттягивая решительный момент, Натали оглядела комнату, скользнула взглядом по пузатому комоду и с удивлением увидела среди коллекции пепельниц томик Солженицына.

— Вы даже почитываете Солженицына?

— Собираетесь донести на меня Кириченко? — ухмыльнулся Лапшин. — Уж он-то прочитал его от корки до корки.

— А вы?

— «В круге первом». Солженицын чувствует Россию, как никто другой, из современных писателей. Какая она была и какой должна стать вновь! Духовной и свободной от отравы западного материализма.

— Вы верующий?

— Мне слишком поздно обращаться к Богу. Я слишком много знаю. Если Господь позволил людям совершить столько подлостей, то лучше б его не было… Но я солдат… а солдат должен во что-то верить. Когда идет на смерть.

— Вы идеалист.

— Все военные люди идеалисты. В конце концов, они рискуют жизнью. Им хочется знать, ради чего.

«Или Лапшин не так уж пьян, или русские люди чем пьянее, тем больше вдаются в философию», — сделала вывод Натали.

— Вы женаты? — решилась спросить Натали.

— Я лишился жены так же, как и вы мужа. Я одинок, как и вы.

— Ее убили?

— Вас интересуют подробности?

— Не рассказывайте, если это вам тяжело…

— Наоборот. Подходящий момент, чтобы излить душу. — Молодой Лапшин оскалил зубы в ухмылке. Он стал похож на волка, загнанного в ловушку и готового к последней смертельной схватке. — Она была со мной в Кабуле. Я был на боевой операции, а она хозяйничала на кухне в нашей квартире в офицерском городке. Кто мог знать, что «духи» — душманы выпустят ракету и она попадет именно туда, где жены ждали своих мужей.

— Боже мой! — воскликнула Натали.

— Но она готовила еду не для меня, а для своего любовника. Для тыловой крысы, подобной товарищу Кириченко. Этих типов мы ненавидели больше, чем моджахетдинов. С ними мы встречались на поле боя, а эти гады шептались у нас за спиной, строчили доносы и трахали наших женщин.