— Все в порядке, — ответила она. — Давайте побыстрее закончим.

Мировой судья сделал из бракосочетания шутку. После того как он объявил их мужем и женой, он сказал: «Всегда приятно видеть невесту, которая рада связать себя узами брака».

Каллен вежливо засмеялся, мировой судья сделал то же самое. Марисса выглядела так, как выглядит остывающий труп. В конце концов, никто никого не обманывал. Марисса Перес стала Мариссой О'Коннелл, и событие было не из радостных.

Каллен поднес чашку к губам, скорчил гримасу, но допил кофе.

Чашка сильно врезалась в руку Каллена и треснула. Он ругнулся и посмотрел на белые фарфоровые осколки, лежащие у его ног. Он рванул дверь террасы, вошел на кухню, взял совок и щетку из подсобки.

Какую игру она затеяла?

Он поклялся себе, что не прикоснется к ней. Он не хотел, чтобы она была рядом, если ему придется бороться с ее презрением, бороться до тех пор, пока она не признает, что хочет его. Каллен вернулся на террасу и начал собирать осколки чашки в совок. И тут заметил красное пятно на щетке и красные капли на двери террасы. Он глубоко поранился и даже не почувствовал. Он вернулся в квартиру за бинтом и увидел, что за ним тянется красная полоска по жемчужно-серому берберскому ковру.

Этого только не хватало.

— У тебя кровь!

Каллен оглянулся.

Марисса стояла на верхней ступеньке широкой мраморной лестницы, которая вела в гостиную из прихожей. Ее лицо было белее мела.

— Марисса?

Она открыла рот и покачнулась. Каллен бросил совок и щетку и побежал к ней.

— Марисса, — сказал он, хватая ее, — в чем дело?

— Все в порядке, — прошептала она, но он прекрасно видел, что это не так.

— Святая Мария! Что-то с ребенком?

Каллен оглянулся и увидел Консепсьон. Экономка стояла в вестибюле, ее карие глаза округлились от ужаса.

— Я не знаю. Моей жене стало плохо.

— Мне не плохо, — неуверенно сказала Марисса. — Правда. Отпусти меня. Со мной все в порядке.

И Каллен, и экономка проигнорировали ее слова.

— Усадите сеньору на софу. Опустите ей голову. Да, так. — Консепсьон скрестила руки на груди. — Она может потерять ребенка. Кровь…

— Это моя кровь, не ее.

Каллен присел на корточки рядом с женой и взял ее руки в свои.

— Марисса. Поговори со мной.

— Я сказала тебе, все хорошо. У меня просто закружилась голова.

— Сеньора? Что происходит? Это ребенок?

Марисса покачала головой.

— С ребенком все в порядке. Голова уже прекратила кружиться. Кровь…

— А, да. Кровь.

Каллен переводил взгляд с одной женщины на другую. Они говорили по-испански. Почему ему не приходило в голову, что эти женщины могут говорить на одном языке?

И как могло получиться, что Марисса была в более близких отношениях с экономкой, чем с ним?

Пошло все к черту. Как вышло, что он не знал такой важной вещи о своей жене?

— Что? — спросил он. — Что она говорит?

— Во всем виновата кровь. При виде крови сеньоре стало плохо.

Каллен посмотрел на свою руку. Кровотечение прекратилось, но были видны капли крови на ковре и на джинсах.

— Ничего страшного, — сказал Каллен Мариссе, — просто небольшой порез. Порез, — повторил он для экономки.

Консепсьон кивнула.

— Я уберу все, сеньор.

— Спасибо, Консепсьон. Но пока не принесешь ли ты нам холодный компресс?

— Мне не нужен компресс, — запротестовала Марисса и посмотрела на него.