Стены комнаты были обиты нежно-розовым бархатом. Сняв туфли, она ступала на плюшевый розовый ковер. Стена с обувными коробками возвращалась на место, глаза ее привыкали к розовому мерцанию ночника. Она умиротворенно улыбалась. Потом открывала рот…
И ревела.
Она служила в Верховном суде штата с 1970 года и за свою долгую и богатую событиями карьеру навидалась всякого. Под ее председательством разбирались самые тяжкие, жестокие преступления. И как бы она ни стремилась мысленно отстраниться, выработать иммунитет против варварства, с которым имела дело по службе, ей это так и не удалось. Проходящий перед ней изо дня в день поток наихудших человеческих пороков, лишь изредка скрашиваемый искрой доброты или порядочности, ранил ее сознание.
У нее было двое детей и пятеро внуков. Дом на побережье, где она проводила лето, и сезонные абонементы на футбол. Ее стойкость, выдержка и более всего честность завоевали ей уважение и множество профессиональных наград, а однажды она даже удостоилась чести поужинать с президентом.
Она наводила трепет на большинство коллег, у нее не было времени ни нянчиться с кем-либо, ни болтать о пустяках. Слишком многие судьбы зависели от ее решений. Справедливости ждали невинно осужденные, гниющие в камерах, и невинные жертвы, чьи призраки, как темное вещество, болтались вокруг нее, взывая к возмездию. Светские беседы были не по ее части.
Она любила бродить босиком по пляжу. Аромат духов привычно окутывал ее. Ее первой любовью был французский танцор, которому по какой-то причине она так и не смогла открыться, но часто вспоминала его. Чуждая чревоугодию, ужин в ресторане она воспринимала скорее как повинность. Один из ее внуков – самый озорной и ехидный – был втайне ее любимым внуком. О том, что она до ужаса ранима и мягка, знали только ее муж и внуки – с детьми она была непомерно строга.
У нее был секрет.
В перерывах во время самых кошмарных слушаний, она уходила к себе в кабинет, снимала свою черную судейскую мантию, вешала ее на стойку у книжного шкафа и вынимала оттуда самый толстый свод законов. В стене появлялась тайная цифровая панель. Код, который она набирала на панели, был номером дела женщины, которую убил муж. Это дело оставило в ее душе глубокую рану. Она судила ее мужа. Но не смогла довести дело до конца. Он не был осужден. Она потерпела поражение. Используя номер дела в качестве кода, она как бы говорила этой женщине, что, хотя дело ее проиграно, она не забыта и после смерти.
Итак, когда код был введен, книжные полки расходились и позади открывалась обитая деревом комната. Ее любимым орехом. Под деревянными панелями была мощная звукоизоляция. Полки закрывались позади, на мгновение оставляя ее в темноте. Затем вспыхивал ночник. Алый, как ее гнев. Она открывала рот…
И ревела.
Ей было сорок четыре года. Она была ландшафтным дизайнером. Она любила копаться в земле. Помимо садовых работ, ей нравилось переделывать пространства, устраивать освещение, создавать уют, чтобы получившееся место радовало тех, кому предназначалось. Она предпочитала работать под дождем – так она полнее ощущала связь со стихией. Она и ее подруга жили в экодоме, где на многие мили вокруг не было ни души – чего ей и требовалось после целого дня суеты на работе. Она только что завершила сложный проект по обустройству сада на крыше пентхауса в центре города, и, общаясь с владельцем, ей порой хотелось сигануть с крыши вниз.
Она любила лакрицу, а хумуса она могла съесть в один присест не меньше, чем весит сама. У нее не было музыкального слуха. Во время игры в Монополию за ней бы не заржавело вступить с соперником в потасовку. Она любила наблюдать за рыжими белками. Голос диктора, передающего по радио погоду, благотворно действовал ей на нервы, и, когда ее подруга бывала в ночных поездках, она засыпала под прогноз погоды.
После долгого дня она возвращалась в свой дом, обогреваемый гидроэлектронной и геотермальной энергией, с огромными – для лучшего освещения – окнами, откуда открывался потрясающий вид на горы, с теплосберегающим газоном на крыше. |