Исабель Альенде. Женщины души моей
Панчите, Пауле, Лоре, Мане, Николь и другим необыкновенным женщинам в моей жизни
Не будет преувеличениемсказать, что я была феминисткой уже в детском саду, задолго до того, как моя семья узнала об этом понятии. Я родилась в 1942 году, поэтому мы собираемся говорить о далёком прошлом. Полагаю, что мой бунт против мужской власти напрямую связан с жизненной ситуацией моей матери Панчиты,которую муж бросил с двумя маленькими детьмии новорождённым на руках в Перу. Это вынудило Панчиту искать крова и защиты в родительском доме в Чили, где прошли первые годы моего детства. Дом моих бабушки и дедушки располагался в коммуне Провиденсия в Сантьяго, которая в то время была жилым районом, а в наши дни стала настоящим лабиринтом магазинов и офисов. Здание было большим и уродливым, настоящее чудовище из цемента, комнаты с высокими потолками, гуляющими сквозняками, с сажей от керосиновых плит на стенах, с тяжёлыми красными драпировками из плюша, с испанской мебелью, сделанной на века, с ужасающими портретами покойных родственников и рядами пыльных книг. Фасад был величественным. Залу, библиотеку и столовую кто-то позаботился обставить со вкусом, но ими пользовались крайне редко. Остальная часть дома представляла собой беспорядочное королевство моей бабушки, детей (меня и двух моих братьев), домашней прислуги, двух-трёх собак непонятной породы и полудиких кошек, бесконтрольно размножавшихся за холодильником: кухарка топила их потомство в ведре в патио. Радость и светисчезли из этого дома вместе с преждевременной смертью моей бабушки. Теперь я вспоминаю детство как время бесконечного страха и темноты. Чего я боялась? Что умрёт моя мать, и нас отправят в какой-то детский дом, что меня выкрадут цыгане, что в зеркалах появится сам Дьявол, ладно, можно и не продолжать. Я благодарна своему несчастливому детству за обширный материал для творчества. Я не знаю, как справляются романисты, у которых было безоблачное детство в нормальной семье. Я очень рано поняла, чтомоя мать занимала крайне невыгодное положение по отношению к семейным людям. Она вышла замуж вопреки воле своих родителей, семейная жизнь не сложилась, о чём её предупреждали; в итоге брак был аннулирован — единственный разумный выход в стране, в которой развод не был узаконен до 2004 года. Не готовая работать, не имея денеги свободы, моя мама стала мишенью для злых языков, поскольку помимо того, что жила с мужем раздельно, была женщиной молодой, красавицей и кокеткой. Мой гнев против мужского шовинизма возник в те годы детства, когда я увидела свою мать и домашнюю прислугу жертвами, подчинёнными, без средств и без права голоса: первую — потому, что она бросила вызов условностям, а остальных — из-за бедности. Разумеется, тогда я этого не понимала, такое объяснение я сформулировала послепятидесяти лет психотерапии, но душевный надрыв оказался столь сильным, что во мне навсегда поселились навязчивая идея справедливости и внутреннее неприятие мачизма. Такое негодование не характерно длясемьи, которая считалась интеллектуальной и современной, но по нынешним меркам была прямо-таки пещерно отсталой. Панчита проконсультировалась далеко не с одним доктором, чтобы выяснить, что со мной не так: возможно, её дочь мучилась коликами или страдала от ленточных червей. Мой неуступчивый и дерзкий характер, которыйв моих братьях поддерживалсякак необходимый признак мужественности, во мне рассматривался некой патологией. А так бывает почти всегда, не правда ли? Девочкам отказано в праве злиться и топать ногами. В Чили были психологи, возможно, даже и детские психологи, но тогда преобладали различные табу, и подобная помощь предназначалась исключительно для неизлечимых сумасшедших, а в моей семье и близко не было похожих случаев; наши ненормальные держались при нас. Мать умоляла меня, чтобы впредь я была более благоразумной. |
