Случилось это то ли потому, что Каноль действительно был первой любовной страстью этого сердца, доступного до тех пор одному лишь честолюбию; то ли потому, что осторожность предписывала его предшественникам полное молчание, ибо Нанон-любовница была очаровательной женщиной, а оскорбленная Нанон стала бы грозным врагом.

Нанон и Каноль познакомились очень просто. Каноль служил лейтенантом в полку де Навайля; ему захотелось получить чин капитана; для этого он должен был написать письмо к герцогу д’Эпернону, главному начальнику пехоты. Нанон, по своему обыкновению, прочла письмо, подумала, что дело может быть выгодно в денежном отношении, и назначила Канолю деловое свидание. Каноль выбрал из старинных фамильных драгоценностей превосходный перстень, стоивший, по крайней мере, пятьсот пистолей (это было все-таки дешевле, чем купить роту), и отправился на свидание. Но на этот раз сердцеед Каноль, уже прославившийся любовными победами, расстроил все расчеты и меркантильные надежды мадемуазель де Лартиг. Он в первый раз видел Нанон; она в первый раз видела его; оба были молоды, хороши и умны. Встреча прошла во взаимных комплиментах; о деле не было сказано ни слова, однако ж оно устроилось. На другой день Каноль получил патент на чин капитана, а драгоценный камень перешел с его руки на палец Нанон не в виде награды за удовлетворенное честолюбие, а как залог счастливой любви.

V

История достаточно объясняет нам, почему Нанон поселилась вблизи селения Матифу. Мы уже сказали, что в Гиени ненавидели герцога д’Эпернона. Ненавидели также и Нанон, удостоив чести считать ее злым гением герцога. Бунт выгнал их из Бордо и заставил бежать в Ажен; но и в Ажене тоже начались беспорядки. Однажды на мосту опрокинули золоченую карету, в которой Нанон ехала к герцогу, и наша героиня неизвестно каким образом оказалась в реке. Каноль спас ее. Другой раз ночью загорелся дом Нанон. Каноль вовремя пробрался в ее спальню и вынес ее из огня. Тогда Нанон подумала, что третья попытка может жителям Ажена удаться. Хотя Каноль покидал ее как можно реже, однако не всегда же он мог быть при ней в минуту опасности. Она воспользовалась отсутствием герцога, который решил объехать свое губернаторство, и его конвоя в тысячу двести человек (между ними были и солдаты полка де Навайля), чтобы отправиться из Ажена одновременно с Канолем. Из окон кареты она насмехалась над чернью, которая охотно разнесла бы эту карету на куски, но не осмеливалась.

Тогда герцог и его возлюбленная выбрали (или, лучше сказать, Каноль тайно выбрал за них) домик и решили, что Нанон поживет в нем, пока отделают для нее дом в Либурне. Каноль получил отпуск, по видимости для завершения семейных дел, а в действительности для того, чтобы иметь право уехать из полка, вернувшегося в Ажен, и не слишком удаляться от селения Матифу, в котором его спасительное присутствие было теперь нужнее, чем когда-либо. В самом деле, события начинали принимать грозный оборот. Принцы Конде, Конти и Лонгвиль, арестованные 17 января и заключенные в Венсен, могли дать четырем или пяти партиям, на которые разделилась тогда Франция, повод к гражданской войне. Ненависть к герцогу д’Эпернону (все знали, что он совершенно предан двору) беспрестанно увеличивалась, хотя можно было подумать, что дальше ей уже увеличиваться было некуда. Катастрофа, которой желали все партии, сами не понимавшие в том странном положении, в каком находилась Франция, что они делают, становилась неминуемой. Нанон, как птичка, предчувствующая бурю, исчезла с горизонта и скрылась в своем зеленом гнездышке, ожидая там безмолвно и в неизвестности развязки событий.

Она выдавала себя за вдову, ищущую уединения; так называл ее и метр Бискарро.

Накануне того дня, с которого начали мы наше повествование, герцог д’Эпернон посетил прелестную затворницу и объявил ей, что уезжает на неделю.