В три часа ночи мигрень ушла так же неожиданно, как и пришла. Иоганнес Тойер упрямо сидел за маленьким кухонным столом. Он и так уже все решил для себя – вопреки всему. Сдавать позиции он не будет. Иначе зачем перед ним лежали три любимые книги Рони, ведь их нужно было вернуть ее отцу?

Он перелистал рассказы про Шерлока Холмса, не пропустив ни одной странички. Вероятно, Роня просто любила ее читать. Затем он принялся листать Библию – безнадежное дело, тысяча страниц. Ему пришел в голову старый трюк. Интересно, сработает он или нет? Сыщик осторожно взял книгу за корешок и встряхнул так, чтобы она открылась сама. Когда человек особенно часто читает какое‑либо место, корешок слабеет и страницы расходятся. На третьей попытке Библия открылась на «Книге Судей». Кто‑то, возможно Роня, подчеркнул жирной линией некоторые строчки.

Во время войны Аммонитян с Израильтянами пришли старейшины Галаадские взять Иеффая из земли Тов и сказали Иеффаю: приди, будь у нас вождем, и сразимся с Аммонитянами…

И дал Иеффай обет Господу и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение. И пришел Иеффай к Аммонитянам – сразиться с ними, и предал их Господь в руки его…

И пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери. Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! Ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! Я отверз /о тебе/ уста мои пред Господом и не могу отречься. И сказала отцу своему: отец мой! Ты отверз уста твои пред Господом – делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим Аммонитянам. И сказала отцу своему: сделай мне только вот что: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и оплачу девство мое с подругами моими.

6

– Идиотское имя, – с ухмылкой заявил Хафнер, подняв глаза от Священного Писания.

– Мне стало дурно, когда я это прочел, – взволнованно сообщил Тойер. – Господи, ведь тут тоже отец приносит в жертву свою дочь, она оплакивает свое девство и после смерти подвергается осквернению. Господи, нужно потрясти хорошенько этого Дана! – Он не сомневался, что его ребята сумеют соотнести библейское и реальное убийства.

– Кто же тогда укокошил пастора? – осторожно спросил Лейдиг.

– Да‑да, вот в чем вопрос! Хотелось бы это узнать! Возможно, эти преступления не имеют никакой связи!

Такое случалось редко, но тут Тойер выхватил у Хафнера из пачки адски крепкую сигарету без фильтра и жадно закурил.

– Письмо. Письмо Рони. – Штерн глядел едва ли не с сочувствием.

Тойер поймал себя на том, что начинает злиться. Да, разумеется, письмо.

– Ведь мы провели экспертизу почерка, письмо написано ее рукой… – Штерн, казалось, не замечал меняющегося настроения шефа либо, что еще хуже, его это совсем не беспокоило. – Отец плохо обращается с девочкой. Она ищет утешения в религии и находит его, в том числе и у пастора. Потом она натыкается в Библии на место, где описывается отец, древний воин. Она подчеркивает эти строки. Честное слово, господин Тойер, я считаю, что тут все ясно как белый день.

Могучий сыщик покачал головой, но возражать не стал.

В подавленном настроении они взялись за менее сложное дело: мужчина из Старого города, успешный врач с Ландфридштрассе, буржуазного уголка, вклинившегося между Плёком и Главной улицей, нанес смертельный удар жене, а потом спешно ретировался в «Макс‑Бар» на Марктплац и, чтобы обеспечить себе алиби, угощал всех пивом.