– Знаете, – тихо сказал Лейдиг, – этот звонок был уже после начала рабочего дня. Я, как обычно, сообщил, что вы вышли в туалет. Тут меня даже спросили в столовой, что у вас – простатит или энтерит. Я это о том, что если у начальства возникнет аллергия на подобные вещи, то…

Взгляд Тойера заставил его замолкнуть.

– Скорее у меня проблемы с желудком, – тихо сообщил гаупткомиссар. – Кажется, меня тянет блевать… Штерн?

– Я тоже сомневаюсь в нынешней версии, но, честно признаться, не знаю, что нужно делать. Алиби… Против них не попрешь… С другой стороны, те подчеркнутые места в Библии…

– Я возьму отпуск, – сообщил Тойер тихим голосом, в котором звенел металл. – Я выполню все один. А вы все – скоты.

– Послушайте‑ка, – возразил Лейдиг, – может, все‑таки на этот раз верно то, что говорят другие?

– Ах так? – Гаупткомиссар резко повернулся, и его накрыла оглушительная волна боли. Под шумок Шильдкнехт решила прибрать к рукам его группу, его ребят. Неужели только для него одного важно, чтобы группа сохранилась? Думать об этом не хотелось. – Значит, правы другие! – Он поглядел сначала на Лейдига, потом на Штерна. – Что вы, мальчики, вообще‑то делали до того, как я – ну конечно, господин Лейдиг, с опозданием – пришел на работу? Вам что, уже предложили новые должности с блестящими перспективами?

– Ох‑хо‑хо, шеф, – вздохнул Штерн. – Она ничего нам не предложила, она только объяснила кое‑кому из младших свои взгляды…

– Она говорила про денежные поощрения, – смущенно добавил Лейдиг, – и про гибкий график работы…

Глаза Тойера сузились в щелки. Он повернулся к Хафнеру:

– Тебя‑то эта толстожопая не купила, надеюсь?

– Господи боже мой, а ведь, честно говоря, эта бой‑лесбиянка может и купить. Да‑да. И живем мы в такое время, когда однополые связи даже пользуются определенной защитой закона… В общем, если кто‑то хочет непременно стать извращенцем… что тут скажешь? С детьми, я считаю, это безобразие, а с животными…

– Хафнер!

– Я хочу сказать, что Фредди Меркьюри был голубой, а что бы мы делали без его «Чемпионов»…

– Господин Хафнер!

Загнанный в угол полицейский закурил новую сигарету, но такое поистине будничное дело он выполнил как‑то ужасно неловко, с дрожью в руках.

– Впрочем, идея насчет рабочего времени мне кажется неплохой… – В его голосе зазвучала жалкая повизгивающая нотка. – Поощрения за успехи – дерьмо, лишь раскалывает коллектив, такова моя позиция демократа и социалиста, а вот то, что она сказала мне тут насчет курения… ну… да… А что касается ее задницы, то да, по‑моему, толстовата…

Тойер окончательно потерял самообладание.

– Что ты заладил про свое курение! Коллектив раскалывается, а ты, хрен прокуренный, обрадовался непонятно чему. Твой светлый момент не в будущем, а уже в прошлом. Кто быстрей всех попадает в инновационную ловушку? Самые тупые: пьяницы, – раскалившись от гнева, он ткнул пальцем в Хафнера, – маменькины сыночки, – кивок в сторону Лейдига и в завершение – злобный взгляд на Штерна, – и подкаблучники…

Коллеги смотрели на него. Больше ничего. Но в их глазах появилась глубина, они пронзали словно стрелы. Что это – только удивление или уже ярость? Плевать. Там еще и предательство, а это хуже всего.

– Для меня работа с вами всегда значила больше, чем обычное сотрудничество… – Старший гаупткомиссар судорожно глотнул воздух; надо держать себя в руках и не разреветься.