Изменить размер шрифта - +
Подвиг был совершен еще в 1988 году, но ощущение триумфа не утратило своей свежести до сих пор.

– Я всегда считал, что Томас все‑таки хороший парень, – проговорил Штерн, устремив удивленный взгляд на заляпанную гравюру Дюрера, висящую до нелепого низко, – но когда я увидел его ванную…

Явился хозяин:

– Та‑а‑ак, теперь только бы ничего не расплескать… и у меня много всего, только вот оливки могут закончиться, но если пить просто так, нормально, то тоже супер. Мне приятель один подкидывает, а сам он получает все из Польши через шурина, тот водит грузовик и иногда привозит мне «Ревал» по евро за пачку…

– До того как мы окунемся с головой в нашу следственную работу, – прервал его Лейдиг, явно чем‑то озабоченный, – я хочу спросить, на чье имя ты заказывал корт. Ведь мало того, что нам всем запретили появляться в этом спорткомплексе, но ведь могут на нас еще и нажаловаться, особенно тот, которому ты подпалил галстук…

– «Корт»… недоделанный язык этот английский… на имя Шмитта, – засмеялся Хафнер, гордый своей находчивостью и по сему случаю смирившийся с крахом на спортивном поприще. – Я всегда так поступаю, ведь у меня часто возникают проблемы с персоналом.

– Ну, тогда все в порядке. – Штерн потряс головой. – Давайте, шеф, выкладывайте, что там у вас.

Тойер смерил его строгим взглядом:

– Спасибо за позволение.

С чего же, собственно, он начнет?

– В общем… Я ужасно сожалею, что говорил с вами таким тоном. У меня нет слов, как я сожалею. Господин Лейдиг, вы не маменькин сыночек и уже доказали это всем, и не единожды. А вы, господин Штерн… как мог я, дурак старый, сказать такую гадость про вашу семейную жизнь… Ведь это ваша супруга сообщила мне, где вас искать. Если бы не она, я никогда бы вас не нашел. Я уж думал, что потерял вас всех… Она была со мной очень любезна, больше, чем я того заслуживаю… Передайте ей мой искренний привет… – Штерн кивнул. – А ты, Хафнер… – Что ему сказать?

– Я не пьяница, – подсказал необузданный коллега. – Со мной все в порядке. Насрать мне на часы работы, все равно я и впредь буду приходить на службу когда хочу.

– Нет, нет. – Тойер замахал рукой как горе‑пчеловод, отгоняющий от себя пчел. Мед, медведи… – Я вообразил, что доплыву с вами до своей пенсии, а для развлечения буду время от времени злить начальство. Ошибался. А ведь пора бы уже соображать, не мальчик. Единственное, что можно смело планировать, так это свои похороны, а потом радоваться тому, что планы осуществились… Просто все дело в том, что сейчас где‑то рядом ходит тот, кто сбросил со стены замка девушку. Вероятно, лишь слегка оглушенную. А виноват я, ведь мог же провести по свежим следам нормальное расследование, но не сделал этого, прохлопал – и теперь уже не догонишь. Но все же попытаюсь исправить ситуацию. Если же мне кто‑либо и в состоянии помочь, то только вы. Я прошу вас, вы хорошие ребята. Вероятно, в последний раз прошу.

В странной гостиной Томаса Хафнера стало совсем тихо.

Наконец хозяин вскочил и бросился на шею смущенному шефу.

– Я с вами, – сквозь слезы прохрипел молодой комиссар. – Вы мой шеф, навсегда. – Тут он, опустив голову, снова сел на софу из коричневого плюша.

Лейдиг глядел мимо Тойера.

– Она в самом деле обещала повысить меня по службе, и я купился на это. Простите. Мне стыдно, честное слово. У других есть характер, а я, пожалуй, просто образчик симбиоза с медузой. С липкой, сопливой медузой… Когда‑то я ездил с матерью на Балтийское побережье…

– Ладно, Симон, все в порядке, – перебил его Штерн.

Быстрый переход