– Все то время, что я не появлялся на службе, я постоянно был в разъездах, в поиске. Подчеркиваю: в поиске. – Тойер обошел вокруг стола, всматриваясь в лица своих «ребят». Бармены с любопытством поглядывали на странную компанию. – Узнал кое‑что. Вот Пильц куда‑то пропал. Потом расскажу обо всем подробней, если этому «потом» будет суждено наступить.

Поджигатель – звать его, между прочим, Адмир, он босниец, – так вот, поджигатель якобы узнал про пасторский дом из газетного сообщения. Я отыскал его дружков… по жизни и по спорту… побеседовал даже с его прежним учителем немецкого. Нашел его в Мангейме, в Линденхофе. Он, то есть учитель, снимает жилье у одной тетеньки. Фамилия его Леман, эдакий книжный червяк‑самоучка. Фамилия квартирной хозяйки – Кефер, почему – непонятно. В принципе я мог бы выяснить и это, но не считаю нужным при моей должности и моем опыте. Для выполнения таких задач у меня имеются молодые, преданные – я подчеркиваю: преданные сотрудники…

– Опыт и у меня имеется, – упрямо буркнул Хафнер и обеими руками оперся о крышку стола.

– Да что ты говоришь, неужели? – заорал Тойер. – Интересно узнать, в чем? – Он жестко схватил озадаченного коллегу за пояс джинсов. – В этом месте? – Последовал подзатыльник. – Или в этом?

К ним подскочил официант. Не поворачивая головы, Тойер отмахнулся от него мокрым зонтом.

– Тот учитель немецкого сообщил мне – почти без нажима с моей стороны, – что босниец практически неграмотный. Вот что я вам сообщу, мои молодые коллеги‑бараны. Так что возникает логичный вопрос: что он делал в Гейдельберге? Почему признался в том, чего не совершал?

Официант потянул Тойера за пальто. Последовала немедленная реакция – гаупткомиссар ловко отбросил его прочь.

– Сотрудника из Мангейма, снявшего признательные показания с Адмира, зовут Петер Плац. Повторяю – Петер Плац! Ну, звучит, господа? Если для вас это звучит, звенит, тилиликает – крибле крабле бумc, – то это отнюдь не означает, что к вам пришла в гости родная бабушка, ведь бедная старушка не в силах одолеть подъем на высокую лестницу, да и вообще внуки навещают бабушек, а не наоборот. Смею напомнить про договор между поколениями – уважение к зрелому возрасту… Так этот сигнальный звоночек – знак прозрения, хоть и запоздалого, вот это что, мои любезные и замечательные парни, какими я вас всегда считал и считаю до сих пор. Итак, я повторяю: Петер Плац. Звучит?

Никто, кроме самого Тойера, не знал полицейского с таким именем.

– Тогда вы в самом деле еще слишком молоды. Такие молодые и уже такие тупые. Ай‑ай‑ай!

Тут нарисовался второй официант и стал заламывать назад руку гаупткомиссара. Хафнер важно кивнул – он принял решение. Потом встал и швырнул ретивого кельнера в бассейн с золотыми рыбками, голубевший слева от столика.

– Я мог бы сообщить вам массу фактов, объяснить все, чего вы пока не понимаете, и не в последнюю очередь просветить вас насчет Петера Плаца, которого мы… – тут все шестеро сотрудников спорткомплекса сомкнули осадное кольцо вокруг группы Тойера, – в былые времена называли не иначе как Петер Бац. Однако, – могучий сыщик снова затрубил во всю свою мощную глотку, – для этого требуется доверие. Короче говоря: кто не со мной, тот против меня!

– Отлично, – заявил здоровяк из команды хозяев, – я против вас.

И вот они снова были вместе, несмотря на ощутимые остатки льда. После множества обоюдных проклятий, тумаков и рывков – ведь надо же было вызволить временно утраченное пальто Тойера – они расстались с хозяевами заведения.