– У меня на душе то же самое, – согласился Лейдиг. – Но я считаю, что нам стоило бы ему позвонить. Не так ли?

Штерн дохнул на стекло и коряво нарисовал сердце.

– Да, – сказал он. – Но тут есть свои сложности. Ведь я тоже, как и он, сомневаюсь, что дело закрыто правильно. И если я скажу ему об этом, придется ему помогать. Нужно ли мне это? Не уверен.

– Ах, наплюй ты сейчас на все, – изрек угрюмый Хафнер. – Рабочий день закончен. Между прочим, Лейдиг, ездишь ты супер. Тебе пошло на пользу, что ты упек свою мамашку в дом престарелых.

– Бац, бааац, ха‑ха, получай! Вот тебе! Гляди‑ка, вытащил!.. А‑а‑а! Держи! Сейчас я тебе покажу! Бац‑бац! Йесс, сэр! Что за дерьмо! Зашибись! Ах ты! У‑у‑у!

Такую подачу не смог взять даже опытный Томас Хафнер. Он почти прыгнул на сетку, и она угрожающе зашаталась. Потом с ненавистью улыбнулся противнику:

– Ты силен в подачах, тут с тобой никто не сравнится. Но я все‑таки научусь отражать этот удар. Когда‑нибудь научусь.

Еще по дороге Штерн узнал, что поначалу Хафнер хотел играть в сквош, но потом уступил желанию своего коллеги и согласился на менее агрессивный бадминтон лишь для того, чтобы вести поединок в агрессивнейшей форме, – и при этом почти всегда проигрывал.

– Какой у нас счет? – ласково поинтересовался Лейдиг.

– По тринадцати, – солгал его противник. Штерн ведь вел про себя счет, разница была в одно очко не в пользу Хафнера.

Обманутый сонно стоял на краю площадки, держа в левой руке волан. Казалось, все было готово к очередной беспощадной подаче, но вместо этого он кротко осведомился:

– Чья очередь?

– Твоя, елки‑палки!

Правая рука образованного молодого комиссара взметнулась кверху, словно Лейдиг готовился ударить мухобойкой по назойливому насекомому. (По сути, его ракетка представляла собой смесь сковороды с хлопушкой, тогда как Хафнер перешел на титановую ракетку и экспериментировал с различными натяжками. Об этом он сообщил с большим оптимизмом, когда переодевался, и добавил, что уж теперь‑то победа наверняка будет за ним.)

Волан со свистом полетел прямо в лицо Хафнера. Тот отчаянно попытался увернуться и подставить ракетку. Но не успел. Никто другой на его месте тоже не успел бы, но разве это утешало?

– В ауте! – закричал он, поворачиваясь. Волан лежал на желтой линии.

– Решающая подача, – сказал Лейдиг и мощно ударил. Волан, однако, полетел так, будто внезапно утомился – медленно, виляя в воздухе. Хафнер рванулся вперед и влепил его в сетку.

Через несколько партий, когда даже дебютировавший Штерн разгромил Хафнера со счетом 15:4, все трое, вымывшись под душем, чинно сидели в современном холле спортивного комплекса, попивая кто пиво, а кто вино с грейпфрутовым соком. Этим напитком Лейдиг пытался угостить Хафнера, но тот отказался под предлогом, что плохо его переносит.

– Моя проблема в физической кондиции, – заявил упавший духом аутсайдер. – Стиль жизни тут ни при чем… – Штерн хотел что‑то возразить, но передумал, а Хафнер продолжал: – Тут нечто принципиальное, генетика, одна лишь генетика. В моей семье все мужики быстро стареют.

Чья‑то тень упала на стол. Перед ними стоял Тойер.

Вероятно, на улице шел дождь, так как могучий сыщик забыл закрыть свой зонт.

– Молодые люди, – тихо проговорил он, – значит, разминаетесь? Так‑так.

– Сыграйте и вы в следующий раз с нами, – словно оправдываясь, забормотал Штерн. Он чувствовал себя как школьник, застигнутый на чем‑то нехорошем, и злился.