– Стол накрыт на троих? – Лишь теперь он это заметил.

– Да, к нам присоединится мой приятель по тем годам. Он очень устал и сейчас пока еще отдыхает.

Тойер поел с аппетитом, а пиво пригубил с осторожностью – чтобы сохранить ясную голову. Его тарелка почти опустела, когда он задал первый вопрос:

– Кажется, вы совсем не удивились тому, что я хочу с вами поговорить.

– Верно, – кивнул Туффенцамер. – Меня уже слегка информировали.

Тойер удивленно вытаращил глаза:

– Кто? Друг из прежних лет? Пильц. – Это был уже не вопрос.

Туффенцамер снова кивнул:

– Он тут. Пока еще спит. Честно признаться, я подмешал ему кое‑что за завтраком. Иначе он, пожалуй, опять бы слинял. Вы тут не ради него?

Гаупткомиссар растерянно огляделся. Обстановка в квартире была скорее спартанской. Мебель немногочисленная, но зато красивая, старинная. Он не обнаружил ничего, к чему мог бы придраться, чтобы компенсировать внутреннюю неуверенность.

– Вообще‑то нет. Мне просто хочется больше узнать про то время. В целом. Но так, разумеется, еще лучше.

Хозяин был великодушен – не дал почувствовать Тойеру, что ждал от него большего. Между тем полицейский страшно досадовал, ведь ему не сразу пришла в голову такая мысль. Чего боялся Пильц? Отчего мог удрать, если бы встретил его?… Надо сосредоточиться на главном и не отвлекаться.

Как стало ясно еще во время телефонного разговора, Туффенцамер охотно делился воспоминаниями. Слушая его, можно было подумать, что все было не так уж и страшно. Ясное дело: те, которые потом расстреливали других, все преувеличили. В целом же – идеализм плюс чуточку юношеского легкомыслия.

Тойер пытался понять, что он собой представляет, – не получалось. Этот человек как‑то не подпускал к себе близко, оставался непроницаемым.

– У меня снова встают перед глазами тогдашние бурные годы, особенно теперь, когда тут объявился Конрад…

– Как я погляжу, у вас нет никаких проблем с вашим прошлым. И сейчас вы, когда появляется возможность, охотно крутите руль. Точно?

Туффенцамер широко осклабился:

– Вы оценили все совершенно правильно. Как догадались?

– Ну, например, вы что‑то добавили Пильцу в еду. На такое можно решиться лишь…

– Ах вот что… Иногда его терзают ужасные фантомные боли. Тогда он принимает морфий, хоть и без охоты, поскольку испытывает от него безумную усталость. Когда сегодня утром он заявил, что ему нужно уехать еще до полудня, я и запустил руку в его несессер. Я считаю, что ему лучше поговорить с вами.

– Почему он сбежал из Гейдельберга? Рассказывал он вам что‑нибудь?

– Кто‑то потребовал его к телефону, а когда Коль… – Тойер с трудом сообразил, кого он имел в виду, – передал ему трубку, там отключились. Что его так ужаснуло, он не объясняет. Что‑то есть, о чем он умалчивает, но при этом ничего криминального. Я полагаю, что Конрад за свои многочисленные сроки отсидки и неоднократную смену документов просто стал параноиком. Но что‑то серьезное все же там есть, ведь недаром вы здесь…

За стеклом на оконный карниз сел дрозд.

– Мне надо с ним просто поговорить. Я расследую убийство девочки, но он не под подозрением… Мне сказали, что он боится своих бывших соратников, которых предал после смены режима. Возможно ли это?

Туффенцамер покачал головой:

– Об этом мне ничего не известно. Думаю, их и так бы всех переловили. Кроме того… – он лукаво погладил свое брюшко под линялой джинсовой рубашкой, – мы состарились. С этим, полагаю, никто не станет спорить.