С этим, полагаю, никто не станет спорить. Кофе? Шюмли?
Тойер кивнул.
Дверь отворилась. Появился Пильц, еще не проснувшийся окончательно. Ему потребовалась пара секунд, чтобы узнать полицейского.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал Тойер. – Больше ничего. Если вам угрожают, мы вас защитим. Полиция не всегда такова, какой вы ее знаете…
Пильц явно пытался что‑то сообразить. Туффенцамер выжидал, облокотившись на старинный комод, и добродушно взирал на происходящее.
– Почему я столько проспал? – обратился к нему Пильц. – Боли исчезли, я не чувствую рук. Ты мне что‑нибудь подмешал?
– Пару капелек, – почти как терапевт ответил хозяин, – а то ты сразу убегаешь.
– Они ведь гонятся за мной! – воскликнул Пильц и показал правой культей на Тойера. – Они заодно с теми, тогдашними. Те мне позвонили, и вот коп уже здесь!
– Успокойтесь, вы слишком раздражены, – попытался возразить Тойер. – Кто это «те»?
Пильц повернулся и бросился наутек.
– Стойте! – крикнул Тойер. – Мы только поговорим, и все!
Но входная дверь уже захлопнулась. Сыщик выскочил на лестницу и успел увидеть, как Пильц оступился и, страшно кувыркаясь, покатился вниз по ступенькам.
Неотложка увезла потерявшего сознание калеку. Тойер ухитрился придумать правдоподобную версию случившегося. Туффенцамер, при всем искреннем потрясении, которое он, вероятно, испытывал, восхитился этой ложью и превосходно подыграл ей. Его показания тоже прозвучали убедительно: мол, бедняга пошел за сигаретами и споткнулся, так как находился под действием морфия.
– Когда он придет в сознание, меня тут уже не будет, – сказал Тойер и с благодарностью принял чашку швейцарского кофе шюмли, пена на котором выглядела почти как в рекламе. – И все‑таки ваша затея с морфием была не слишком удачной…
Туффенцамера волновало совсем другое.
– Вы уедете, а я‑то останусь тут…
– Он явно боится полиции, – возразил Тойер. – К моему удивлению. Он не расскажет ничего такого, что может навлечь на вас неприятности. Ему кажется, что его преследуют, и подозревает нас, полицию, а также кого‑то еще. При всем том он вне подозрений как по первому, так и по второму делу.
Туффенцамер склонился к нему с благожелательной улыбкой:
– Он рассказал мне, что погибла дочка Коля. Вы имеете в виду это дело? Убийство? А какое же второе?
Тойеру сделалось как‑то нехорошо.
– Сожалею, но этого я не могу вам сообщить. Тайна следствия… – Внезапно его пронзило подозрение. – Отравитель! Тоже подсыпал мне чего‑то в кофе?
Туффенцамер испуганно потряс головой:
– Нет‑нет, что вы! Просто в чашке много кофейной гущи. Я всегда так варю шюмли!
Сыщик кивнул, не испытывая особого облегчения. Снова на него обрушилось слишком много информации. Ему требовалось побыть одному.
Уже на пороге он задал последний вопрос:
– С тех бурных лет у него остались какие‑либо враги, пускай даже такие мирные теперь, как вы говорите? Дан, то есть Коль, сказал мне, что тогда Шустер был довольно отчаянным…
– Самым большим его врагом… – Туффенцамер вновь обрел способность смеяться; Тойер заподозрил, что о благотворности действия транквилизаторов он судит по собственному опыту. – Самым большим его врагом был пастор из церкви Святого Духа. По фамилии Денцлингер. Ведь Конрад чуть не увел у него дочку Сару. Она уже стала учиться владеть оружием. Но потом бросила Конни. Он и сегодня еще вспоминает об этом, когда напьется. Впрочем, по его словам, эта вражда тоже потом сошла на нет. |