– Благослови вас Бог, – проговорила вдова. Выглядела она симпатично: круглые очки, мешковатая одежда, острый носик мило сочетались с ее маленьким ростом и сандалиями на плоской подошве.

Тойер обратил внимание на носки ручной вязки и поздоровался:

– Добрый день.

Вдова пригласила посетителя в гостиную.

На стене висела символическая картинка: две черные руки, держащие земной шар, из которого произрастало что‑то зеленое. Под подоконником нелепо примостился величественный силуэт иерусалимского Купола Скалы. Булавка с веселой лиловой бусинкой фиксировала рядом с выключателем размытую черно‑белую фотографию борца за права человека Мартина Лютера Кинга. Все это и еще много чего другого старший гаупткомиссар Иоганнес Тойер рассматривал с нарастающим унынием.

– Мы с мужем боролись до последнего за сохранение нашей семьи, – вздохнула вдова. – Но когда он спутался с той девицей, я уже не выдержала. Будь у нас дети, тогда им нужны были бы оба родителя, а так… Чаю хотите?

Могучий сыщик угрюмо кивнул.

Вдова удалилась на кухню. На низком столике возле софы лежал сборник проповедей. Тойер взял его в руки.

«Мы спешим на церковное собрание!» – сообщали готические буквы. С обложки радостно улыбались молодые люди в ярких одежках, которые – и это понял даже несведущий в вопросах моды сыщик – давно устарели. На чем‑то вроде тачки один из них вез безрукое и безногое человеческое существо, вез неуклюже – казалось, оно вот‑вот выпадет из нее. Но и у этого несчастного калеки на лице играла влажная ухмылка.

Остро запахло шиповником.

– Я думал, вы заварите черный чай, – слабо запротестовал Тойер.

Вдова в каком‑то веселом удивлении покачала головой. В общем‑то некурящий, сыщик отчаянно пожалел, что не захватил с собой сигареты. Он охотно продымил бы до потолка эту богадельню. Нет, про безобразие вдовьего жилища молодые коллеги ничего ему не сообщили. Вероятно, им ничего не бросилось в глаза. Непостижимо, все нужно делать самому!..

– С мужем я познакомилась, когда изучала в Гейдельберге теологию. Потом мы вместе съездили в Израиль и работали там в кибуце.

Тойеру стало плохо. Эта кисло‑сладкая парочка, самая шаблонная из всех, кого он встречал за свою жизнь, была предсказуема не меньше, чем действие бутылки крепкого спиртного, настоянного на клещевине.

– Потом мы вступили в брак. Это был опрометчивый шаг.

– Скажите, у вас были отношения еще до брака?

– Как это? Ваш вопрос мне непонятен.

– Нет‑нет, ничего. Видите ли, вашего покойного супруга подозревают в надругательстве над трупом.

Вдова Нассман глотнула шиповникового чая и вздохнула:

– Понимаете, господин Тойерстер…

– Тойер – вполне достаточно.

– Да… Я очень много страдала, живя с мужем. Ему никогда не хватало того, что я была готова ему дать. Сейчас я говорю об интимной стороне… сексуальность – дар, но ее надлежит обуздывать… Я имею в виду, если супруги вместе посетили концерт, а потом, возможно, полакомились пиццей и бокалом вина…

– Но только одним бокалом! – воскликнул сыщик.

– Что? Да, разумеется… Тогда, на мой взгляд, и телесное слияние тоже станет чем‑то чудесным… А он хотел… ну… как бы это сказать… между нами говоря… познать меня…

– С тыла, – жестко сказал Тойер.

Вдова поперхнулась.

Вот так, хватит церемониться!

Вообще‑то аллергия на теологов появилась у комиссара еще в юности, перед конфирмацией, во время подготовительных занятий у пастора Кналля.