– Еще бы! – ответил Сумароков. По‑моему, последняя просьба бизнесмена его вполне обрадовала.

Как только Онуфриев вышел, я быстро нырнул в холодильник, вынул оттуда палку сырокопченой колбасы и, отрезав два больших куска, протянул один Володе.

– Да неудобно! – замялся он.

– Ешь! Сам он не догадается, а тебе еще с шофером беседовать, в банке побывать, допросить соседей, Ардатова… – Ну и так далее, я всего не сказал, потому что, во‑первых, он знал сам лучше меня, во‑вторых – говорить мешала колбаса во рту.

– Что ты по поводу этого думаешь? – с трудом пошевелил языком Сумароков, расправляясь с краденой колбасой.

Я не без сожаления доел свою порцию и достал из буфета чашки.

– По крайней мере промелькнул «Сфинкс» и его хозяин. Не думаю, чтобы это было совпадением. Пожалуй, стоит узнать подробнее, чем занимается этот жиртрест. Не нравится он мне. С телохранителем явно путаница какая‑то. Хотя вполне возможно, он выполнял в семье другие функции в его отсутствие. Если он отпирал дверь, то почему труп в спальне? Увидав киднапперов, попытался бы отработать свою зарплату. А в квартире все в идеальном порядке, с уверенностью можно сказать, что Никакой потасовки не было.

– Положим, кафе «Сфинкс» еще не основание для объединения дел, – едва не подавившись колбасой, сказал Сумароков. – А что касается телохранителя, то к его лбу могли приставить сорок пятый калибр и попросить пройти в спальню без шума и пыли. Сейчас меня интересует не это.

– А что?

– Несмотря на угрозу, в милицию Онуфриев все‑таки позвонил.

Когда Онуфриев вернулся, колбаса благополучно переваривалась в наших желудках, а ее запах забивал аромат крепчайшего кофе.

– Выпейте, Борис Ильич, – угостил толстяка Сумароков. – Значит, в милицию вы все же обратились.

– Да. – Бизнесмен тяжело опустился на табуретку, подозрительно скрипнувшую от нагрузки. – А что мне оставалось делать? Не вывозить же его на кладбище в своем багажнике? Я позвонил начальнику.

– Завьялову?

– Да, но мне сказали, что он в отпуске, соединили с его замом Яковенко.

Дом Онуфриева стоял в глубине двора. Стоя с чашкой кофе у окна, я посматривал то на потерпевшего, то на улицу, где собралось человек десять сотрудников и еще столько же соседей. В специализированную «скорую» загружали труп.

– Вы уверены, что звонок раздался сразу, как только вы вошли в квартиру?

– Ну, не сразу… минуты через три‑четыре.

– Откуда же киднапперам стало известно о вашем возвращении?

Онуфриев хотел что‑то ответить, но вдруг застыл с открытым ртом и перевел испуганный взгляд со следователя на меня, точно искал опровержения пронзившей его догадке.

– Н‑да, – помолчав, сказал Сумароков и покачал головой: – Что ж, будем надеяться, что они сняли слежку до приезда милиции. Игорь, попроси сюда Демина.

Я вышел. На полу в спальне, на том месте, где лежал труп охранника, остался меловой абрис. Техник‑связист из НТО УФСБ собирал роскошный бело‑розовый аппарат, изготовленный не иначе как по спецзаказу в стиле «ретро». Мой непосредственный начальник, имевший на меня такое же влияние, как Фонд Горбачева на погоду, сидел на широченной кровати Онуфриевых и, закинув ногу на ногу, листал снятый с полки фолиант с золотым тиснением на кожаной обложке.

– Товарищ подполковник, – окликнул я его и тут же ощутил на себе исполненный презрения ледяной взгляд. – Следователь Сумароков просит вас на минуту.