..
— С бандитским! — подсказывает какой-то остряк.
Дуилио уже двадцать раз повторил, как всё произошло. Слушатели в свою очередь столько же раз повторили его рассказ тем, кто ещё не слышал. Но ведь постоянно подходят новые любопытные, которые тоже хотят всё узнать из первых рук, чтобы потом в свою очередь рассказать тем, кто ничего не знает.
Голландцы продолжают что-то громко обсуждать на своём языке, и вокруг них тоже толпится народ.
Кто-то спрашивает толстого голландца, которого другие называют профессором:
— Do you speak English?
Профессор расплывается в счастливой улыбке и переходит на английский. Однако спросивший пугается и убегает.
Другие голландцы пытаются заговорить с окружающими по-немецки или по-французски, и в толпе находятся люди, которые работали во Франции или Германии и понимают эти языки. Так что контакт устанавливается, и туристы на седьмом небе от счастья.
— Один из них отдавал приказания шёпотом, — рассказывает Дуилио.
И все вокруг тут же повторяют эти слова тем, кто не расслышал: «Кто-то отдавал приказания шёпотом».
Эта подробность кажется очень важной. Может быть, главарь? А может, и нет. Есть о чём поспорить.
Какая-то синьора вдруг круто меняет тему разговора:
— Хотела бы я знать, зачем они заняли остров Сан-Джулио?
Поначалу слышны только неопределённые возгласы:
— Н-да...
— Чего захотела!
— Пойди угадай!
— Хорошо бы, конечно...
Затем начинаются догадки:
— По мне, так это всё реклама.
— А чего?
— Откуда я знаю! Зубной пасты или пасхального кулича...
— При чём здесь кулич! Сейчас лето.
— При том, что телевидение рекламирует мороженое и зимой.
— Реклама — двигатель торговли!
— Может, теперь и острова продаются?
— Не иначе как наш мэр что-нибудь затеял!
— Я тут ни при чём! — возмущается мэр, услышав такое. — Подобные клоунады меня не касаются.
— Так это, по-вашему, клоунада? Где вы видели клоунов с пушками?
— Не надо преувеличивать! Пушки...
— Харон видел!
— Харон сказал — маленькая пушка.
— Значит, это реклама бисквитных пушек с кремом.
— Я считаю, — заявляет высокая элегантная синьора, которую все слушают с большим интересом, потому что у неё необыкновенно красивые глаза, — это просто какая-то причуда барона Ламберто, чтобы ограничить посещение острова туристами.
— А что? Вполне возможно, ему мешает стук деревянных башмаков.
— Может, его беспокоит запах голландского сыра?
Все смеются.
— Извините, синьора, барону Ламберто девяносто четыре года, и у него бог весть сколько болезней. Он такой тугоухий, что не услышит и пушечной канонады. И потом, если уж быть справедливым, никто никогда не слышал про какие-нибудь причуды.
— Какой молодец!
— И его мажордом — тот, что с зонтом, — тоже!
— Два молодца! Только уж чересчур он любит всё засекречивать. Все эти невидимые слуги, которых они привезли...
— Да, их по меньшей мере шесть человек, и никто ни разу не видел, чтобы они покидали виллу.
— Говорят, они всё время сидят в мансарде под крышей.
— Смотрите, там и сейчас горит свет.
Все поворачиваются и смотрят в сторону острова.
— Если говорить о бандитах, — замечает какой-то миланец, остановившийся в лучшей гостинице городка, — то я слышал недавно разговор о какой-то группе художников-абстракционистов из Оменьи, Вербании и Домодоссолы, которые выступили с заявлением протеста против цветных открыток, требуя их уничтожения и угрожая перейти к действиям. |