— То есть? Возьмут приступом киоски, где они продаются, что ли?

— Разведут на площади костёр и станут сжигать открытки?

— Синьор хочет сказать, что они могли занять остров, чтобы шантажировать всю страну: или будут уничтожены все цветные открытки на полуострове и на всех близлежащих островах или...

— Ну и чем же они могут угрожать?

— Взорвать Сан-Джулио.

— Бо!

— Всё это враньё. Я знаю многих абстракционистов. Все прекрасные отцы семейства. А один даже дедушка.

— А я знаю одного художника-абстракциониста, так это мать семейства и в то же время тётушка, потому что у неё есть замужняя сестра с двумя детьми.

— Я не настаиваю, — бормочет миланец. — Я говорю только то, что слышал.

— Где?

— В поезде.

— Оно и видно! В поездах люди только и делают что болтают всякую чепуху. Ведь никто не может проверить, правду говоришь или врёшь. Я однажды ехал с одним типом, который уверял, будто его похищали марсиане.

— Кстати, не исключено, что это НЛО — неопознанный летающий объект.

— То есть?

— Летающая тарелка. Космическая. Приземляется где угодно. Может, опустились и на остров Сан-Джулио?

— В таком случае Харон должен бы видеть маленьких зелёных человечков с рогами.

Кто-то из подошедших позднее слышит только обрывок фразы и передаёт другому, только что подоспевшему:

— Говорят, на острове сидят какие-то зелёные человечки с рогами.

— Тогда здесь опасно оставаться.

— Я тоже так думаю. Пойдём лучше пить пиво.

Но тут что-то останавливает их. Какое-то волнение проносится по толпе. Оказывается, от острова отделилась светящаяся точка и движется по направлению к Орте.

— Кто-то едет сюда!

— Марсианин?

Те, у кого есть бинокли, стараются хоть что-нибудь рассмотреть в темноте, чтобы первыми сообщить, кто же это пересекает невидимую границу между тайной и материком.

— Он слишком глубоко опускает вёсла.

— Ему, очевидно, дьявольски трудно.

— На руке у него зонт.

— Так это же синьор Ансельмо!

— Что я вам говорил? Это всё причуды барона! Теперь он шлёт сюда своего мажордома и будет диктовать условия.

Какой-то парень, словно обращаясь к гребцу, кричит, шутливо подсказывая ему ритм:

— Раз-два! Раз-два!

— Да ты что! — восклицает специалист по олимпийским регатам. — Разве не видишь — это же одиночка! Рулевого на одиночке не бывает.

Синьор Ансельмо — а это именно он, кроме зонта у него есть и другой опознавательный знак — совершенно седая голова, — тяжело дыша, причаливает к пристани.

— Где... Где... мэр?

— Что я вам говорил? Это всё мэр виноват!

— Я здесь! Кто меня звал?

Синьор Ансельмо откашливается и поправляет зонт на руке. Наступает торжественный момент. Все шикают друг на друга, чтобы прекратились разговоры, но тише не становится.

— Синьор мэр, — говорит Ансельмо, доставая из кармана бумагу, — мне поручено передать вам следующее послание. Первое, — читает он, — остров Сан-Джулио захвачен вооружённой бандой «Двадцать четыре Л».

— Как вы сказали — «М»?

— Нет, он сказал «Н».

— «Л», как первая буква имени Ламберто, — уточняет Ансельмо. — Можно продолжать?

— Прошу вас, — говорит мэр Орты. — А вы все (к толпе) не перебивайте больше, чёрт возьми!

— Второе. Мэру Орты поручено созвать в течение суток генеральных директоров двадцати четырёх банков, принадлежащих барону Ламберто.