|
На шее баклана Бонд заметил тонкое медное, дюйма два в диаметре, кольцо, с привязанной к нему бечевой. Это был знаменитый японский баклан рыболов. Кисси сказала: – Я его нашла три года назад, еще птенцом. Он вымазался в нефти, я его отмыла, накормила, а потом надела кольцо. На вырост. Теперь он может глотать мелкую рыбешку, а крупную рыбу приносит ко мне в клюве. Сам ее отдает и иногда получает кусок в награду. Он плавает со мной и, вообще, мы – одна компания. Здесь бывает довольно одиноко, особенно в плохую погоду. Сегодня он голодный, из за болезни отца три дня не был в море. Я работала с друзьями. Так что с вами ему повезло. – Стало быть, это и есть Дейвид? – Да. Унаследовал имя единственного парня, который мне понравился в Голливуде, англичанина, между прочим. Дейвид Нивен. Знаменитый актер и продюсер. Вы о нем слышали? – Конечно. Выдам ка я ему, пожалуй, пару кусочков рыбы. За удовольствие от его нового воплощения. Бонд вспотел, даже плавки промокли. Кисси сняла с головы платок, наклонилась и осторожно вытерла ему лицо и грудь. Бонд улыбнулся ей в глаза и впервые близко увидел ее вздернутый нос и яркий рот. Грима на ней не было, да он и не требовался, румянец проступал сквозь золотистую кожу – как у персика, такое часто встречается у японок. В черных волосах крупно вились каштановые пряди; мягкая челка нависала над прямыми тонкими бровями. Ровные красивые зубы европейской девушки совершенно не выдавались вперед, что часто портит японские лица. Руки и ноги были длиннее и не такие мускулистые, как у большинства местных девушек, и еще вчера Бонд заметил высокую грудь, красивые ягодицы и плоский живот – прекрасная фигурка, не хуже звездочек кордебалета из токийских кабаре. Но ладони и ступни ног грубы и покрыты шрамами, а ногти, хотя и очень коротко остриженные, были обломаны. Бонд нашел это весьма соблазнительным. «Ама» означает «женщина моря» или «мужчина моря», и Кисси не обращала внимания на следы, оставленные на ней океаном, а кожа ее, несмотря на постоянное ныряние в соленой воде, светилась золотистым блеском, как у здорового, жизнерадостного человека. Но больше всею очаровали Бонда ее взгляд и улыбка, ее естественность, ну хотя бы когда она вытирала ему лицо и грудь. Вдруг показалось ему, что нет ничего лучше, чем выгребать с ней на рассвете к горизонту, а в сумерках возвращаться в маленький чистый домик. Он отбросил эту ерунду. До полнолуния оставалось два дня, надо возвращаться к реальности, к выбранной им темной, грязной жизни. Да провались все пропадом! Нет уж, эти два дня он украдет для себя; только Кисси, лодка, птица и море. Постарается, чтобы удача их не оставила, чтобы Кисси повезло с раковинами. Кисси сказала: – Хватит. Вы хорошо гребете. – Она показала направо, где рассыпалась в океане флотилия «ама». – Первые выбирают лучший участок. Сегодня на этой отмели мы будем работать одни. Здесь много водорослей, которых любят «аваби». Глубоко, правда, почти сорок футов, но я могу задерживать дыхание почти на минуту, хватает, чтобы поднять две три «аваби», если найду, конечно. Это уж как повезет, роешься вслепую в водорослях, раковин ведь и не видно. Нащупаешь и поддеваешь вот этим, – она показала нож. – Потом придется передохнуть. А вы не сможете нырнуть? Согласны? Говорят, вы хороший пловец, я прихватила очки отца. Вот эти клапаны по бокам выравнивают давление между стеклами и глазами. Нырнете сначала ненадолго, наука нехитрая. Сколько вы будете на Куро? – Дня два, три. |
