Мы пару минут поговорили об убийстве, я обрисовала ей обстановку в зале, затем подхватила в кабинете свою сумочку и побежала к задней двери. Еще не совсем стемнело, когда я подъехала к своему дому, примерно на четверть мили углубленному в лес возле малоиспользуемой окружной дороги. Это было старое здание, некоторым частям которого исполнилось больше ста сорока лет, но оно так часто перестраивалось, что на довоенную постройку не походило. В любом случае то был старый фермерский дом, доставшийся мне от моей бабушки, Адели Гейл Стакхаус, и я ревностно хранила его. Билл не раз предлагал мне перебраться к нему, в особняк на холме через кладбище, но я не хотела покидать семейное гнездо.

   Я скинула костюм официантки и открыла шкаф. Когда мы ездили в Шривпорт по вампирским делам, Билл предпочитал видеть меня принарядившейся. Причины этого я едва ли понимала: он решительно не хотел, чтобы кто-то начал за мной увиваться, но считал совершенно необходимым предъявлять меня в «Клыкочущем веселье», вампирском заведении для туристов, в лучшем виде.

   Мужчины…

   Я никак не могла остановить на чем-то свой выбор, и потому нырнула в душ. Поездки в «Клыкочущее веселье» всегда давались мне нелегко. Вампиры, хозяева бара, были частью некоей закрытой структуры власти, и когда они узнали о моем таланте, я стала для них желанным приобретением. Только решительное проникновение Билла в эту систему гарантировало мне безопасность, возможность жить там, где я хотела, и работу по собственному выбору. Но платой за эту безопасность стала обязанность являться по их призыву и служить при них штатным телепатом. Дело в том, что их генеральная линия требовала более гуманных методов по сравнению с теми, что они использовали ранее (то были в основном пытки).

   Подставив спину под тугие струи горячей воды, я сразу почувствовала себя лучше.

   — Мне присоединиться?

   — Черт побери, Билл! — Мое сердце едва трепыхалось, пришлось прислониться к стене.

   — Извини, милая. Ты не слышала, как открылась дверь?

   — Проклятье, нет. Ты что, не можешь на входе крикнуть что-то вроде «Дорогая, я дома»?

   — Извини, — повторил он — не слишком искренне, впрочем. — Тебе потереть спинку?

   — Нет, спасибо, — прошипела я. — У меня не то настроении.

   Билл ухмыльнулся так, что стали видны его клыки, и задернул занавеску.

   Когда я вышла из душа, более или менее скромно обернувшись полотенцем, он раскинулся на моей кровати. Ботинки аккуратно возлежали на маленьком пуфике рядом с туалетным столиком. Его наряд состоял из брюк цвета хаки, темно-синей рубашки с длинными рукавами, носков под цвет рубашки и начищенных мокасин. Темно-каштановые волосы были зачесаны назад, а длинные бакенбарды выглядели довольно старомодно.

   В общем, они и были старомодны — настолько, что далеко не все могли себе это представить.

   У Билла высокие изогнутые брови и классический прямой нос. Его рот напоминает о греческих статуях — по крайней мере, о тех, что я видела на картинках. А умер он через несколько лет после Гражданской Войны (или Войны Северной Агрессии, как ее всегда называла моя бабушка).

   — Какие планы на ночь? — спросила я. — Дела или удовольствия?

   — Быть с тобой — всегда удовольствие, — проговорил Билл.