|
Неожиданная радость от того, что португальцы просят пощады и что кормовой их флаг спущен, была так велика, что даже наш капитан, сильно ослабевший от тяжелой лихорадки, точно ожил. Природа преодолела недомогание, и в ту же ночь лихорадка спала. В течение двух или трех дней он значительно поправился, сила стала возвращаться к нему, и он снова мог давать распоряжения по всем решительно существенным вопросам. Дней же через десять он был совершенно здоров и вновь занялся кораблем. В это время я завладел португальским кораблем, и Вильмот назначил меня, или, вернее, я сам себя назначил его капитаном. Около тридцати человек с этого корабля перешло на службу к нам; часть их составляли французы, часть генуэзцы . Остальных мы на следующий день высадили на каком то островке возле бразильского побережья. Мы были вынуждены только оставить на корабле раненых, которых нельзя было переносить, но нам удалось отделаться от них на мысе Доброй Надежды, где, по собственной их просьбе, мы ссадили их на берег. Как только корабль был взят и пленники размещены, капитан Вильмот предложил направиться снова к реке Жанейро. Он не сомневался в том, что мы встретимся с другим военным кораблем, который, несомненно, вернется, после того, как он оказался не в состоянии найти нас и отбился от своего спутника. Если взятое уже нами судно пойдет под португальским флагом, второй корабль можно будет также захватить. И все наши стояли за это предложение. Но наш друг Виллиам подал нам лучший совет. Он подходит ко мне: – Друг, – говорит он, – я слыхал, что капитан хочет возвращаться в Рио де Жанейро в надежде повстречаться со вторым кораблем, преследовавшим нас вчера. Правда ли это? Неужели ты собираешься так поступить? – Ну, да, Виллиам, – говорю я. – А почему бы и нет? – Как хочешь, – говорит он. – Ты волен поступать, как тебе вздумается. – Это и я знаю, Виллиам, – сказал я, – но капитан такой человек, которому нужны разумные доказательства. А что ты хочешь сказать? – А то, – серьезно говорит Виллиам, – что хочу узнать, чего добиваешься ты и все люди, которые идут с тобой? Того, чтобы добыть денег? – Да, Виллиам, добыть их честно, по нашему. – А что ты предпочитаешь, – говорит он, – деньги без боя или бой без денег? Скажи, что бы ты выбрал, если, предположим, тебе пришлось бы выбирать? – Ну, – говорю я, – понятно, первое из двух, Виллиам. – Скажи же, – говорит он, – великую выгоду дал тебе этот корабль, который ты только что захватил? А ведь он обошелся тебе в тринадцать убитых и несколько раненых, но на торговом судне ты захватил бы добычу вдвое большую, а драться пришлось бы вчетверо меньше. Откуда ты знаешь, какая сила и сколько людей может оказаться на втором корабле, какие ты там понесешь потери, и какая тебе будет выгода, если ты его захватишь? Я полагаю, что тебе лучше оставить его в покое. – Что ж, Виллиам, а ведь это правда, – сказал я. – Я передам ваше мнение капитану и сообщу вам его ответ. Как и следовало, я пошел к капитану и передал ему рассуждения Виллиама. Капитан согласился с тем, что, действительно, драться надо нам тогда только, когда это неизбежно, главная же наша задача – это добыть деньги и притом с возможно меньшим для нас ущербом. Потому мы оставили задуманное предприятие и снова направились вдоль берега на юг, к реке Ла Плате , в надежде найти там какую нибудь добычу. Особенно высматривали мы испанские суда из Буэнос Айреса ; они обычно очень богаты серебром, и одно такое судно вполне бы нас устроило. Мы крейсировали в этих краях около месяца, но никакой добычи нам не представилось. Мы стали совещаться, что же теперь предпринять, так как до сих пор не было у нас никакого решения. Я же все время считал, что нужно идти к мысу Доброй Надежды и оттуда к Ост Индии. |
