Прошел примерно час, а может, и больше. Постепенно напряжение, которого я вначале толком не осознавал, исчезло, уступив место умиротворению, убаюкивающему меня. Слегка смещая центр тяжести, я каждый раз приближался к Эдит еще на полдюйма.
Подавшись к ней, я принялся разглядывать ее руку, пытаясь найти на гладкой коже какие-нибудь грани. Без задней мысли коснулся тыльной стороны ее кисти одним пальцем, снова поражаясь шелковистости ее прохладной, словно камень, кожи. Почувствовав на себе взгляд Эдит, я поднял голову и замер.
Глаза ее были спокойными, на губах играла улыбка.
— Я по-прежнему тебя не пугаю, не так ли?
— Не-а, прости.
Она улыбнулась шире. Ее зубы блеснули на солнце.
Еще чуть-чуть приблизившись, я протянул руку, чтобы коснуться предплечья Эдит. И заметил, что мои пальцы дрожат. Она вновь закрыла глаза.
— Не возражаешь? — спросил я.
— Нет. Ты даже представить не можешь, что я при этом чувствую.
Я легко провел по ее нежной руке, следуя за бледным узором голубоватых вен на сгибе локтя. Потом потянулся, чтобы перевернуть ее руку ладонью вверх, а Эдит, поняв мое намерение, сделала это сама — настолько быстро, что движение оказалось совершенно незаметным. Мои пальцы застыли на месте.
— Прошу прощения, — пробормотала она и улыбнулась, потому что обычно это было моей репликой. Ее веки снова сомкнулись. — С тобой слишком легко быть собой.
Я поднял ее руку и, поворачивая так и эдак, наблюдал за солнечными переливами на ладони. Поднес ее ближе к лицу, снова пытаясь обнаружить грани.
— Расскажи мне, о чем ты думаешь, — прошептала Эдит. Она снова смотрела на меня, ее глаза были светлее, чем мне когда-либо доводилось видеть. Светло-медовые. — Для меня это по-прежнему очень странно — не знать.
— Представляешь, а все остальные чувствуют себя так постоянно.
— Тяжело, — сказала она, и в ее голосе прозвучала нотка грусти. — Но ты так и не сказал мне.
— Жалею, что не могу узнать, о чем думаешь ты…
— И?
— И поверить, что ты настоящая. Я боюсь…
— Не хочу, чтобы ты боялся, — ее голос представлял собой тихий шелест. Мы оба услышали, чего она не сказала — что мне не нужно бояться, что бояться нечего.
— Я имел в виду не этот страх.
Так быстро, что я совершенно не заметил движения, она приподнялась, опираясь на правую руку и не отнимая у меня левой. Ее ангельское лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Мне следовало отклониться назад. Ведь необходимо было соблюдать осторожность.
Ее медовые глаза обжигали.
— Тогда чего же ты боишься? — прошептала она.
Я не смог ответить. Ее ароматное прохладное дыхание овевало мое лицо, как было лишь однажды до этого. Я бездумно наклонился ближе, вдыхая.
Она мгновенно исчезла, вырвав свою руку из моих так быстро, что мне обожгло болью ладони. Пока я приглядывался, она уже была в двадцати футах от меня, стояла на краю этой полянки глубоко под сенью огромной ели. С непроницаемого лица на меня пристально смотрели мрачные глаза, кажущиеся темными из-за тени.
Я чувствовал, что выгляжу потрясенным, мои руки горели.
— Эдит. Я… прости, — я говорил шепотом, но знал, что она меня слышит.
— Дай мне минутку, — отозвалась она — достаточно громко для моего менее чувствительного слуха.
Я сидел неподвижно.
Через десять очень долгих секунд Эдит вернулась обратно — медленнее, чем ходила обычно. Остановившись в нескольких футах от меня, грациозно опустилась на траву, скрестив под собой ноги. Ее глаза не отрывались от моих. |