— Что ты думаешь? — так же тихо спросила она.

Я с трудом подбирал слова:

— Мне… я не знал… — после глубоко вдоха я все-таки сумел высказаться: — Никогда не видел ничего более красивого, даже представить не мог, что может существовать что-то настолько прекрасное.

В ее взгляде все еще плескалась настороженность. Похоже, Эдит считала, что я говорю так, думая угодить ей. Однако это была чистая правда — возможно, я никогда еще не был более откровенным, слишком ошеломленный, чтобы притворяться или умалчивать о чем-то.

Она начала было поднимать руку, но уронила, вызвав этим новую вспышку пламени.

— И всё же это очень странно, — пробормотала она.

— Потрясающе, — выдохнул я.

— Тебя не отталкивает мое вопиющее отсутствие человечности?

Я покачал головой:

— Нет.

Она прищурилась:

— А должно бы.

— Мне кажется, ценность человечности сильно преувеличена.

Убрав руку из-под моих пальцев, она спрятала ее за спину. Вместо того, чтобы послушаться ее намека, я сделал еще один шаг к ней, чувствуя играющие на моем лице блики света.

И вдруг она оказалась от меня в десяти шагах — стояла, снова подняв руку и стиснув зубы.

— Прошу прощения, — извинился я.

— Мне нужно время.

— Я буду осторожнее.

Эдит кивнула, потом, сохраняя дистанцию не меньше десяти футов, обогнула меня и прошла в центр поляны, где опустилась на землю спиной ко мне. Ослепительный свет, исходящий от ее лопаток, снова напомнил мне крылья. Неторопливо приблизившись, я сел напротив нее примерно в пяти футах.

— Так нормально?

Несмотря на кивок, уверенной она не выглядела.

— Просто позволь мне… сосредоточиться.

Я сидел молча, и через пару секунд она снова закрыла глаза. Я ничего не имел против. Невозможно было устать от такого зрелища. Пытаясь понять этот феномен, я разглядывал ее, а она не обращала на меня внимания.

Где-то через полчаса она вдруг легла, закинув руку за голову. Трава была достаточно высокой, чтобы частично скрыть от меня Эдит.

— Можно?.. — спросил я, и она похлопала земле рядом с собой.

Я придвинулся на пару футов, а когда от нее не последовало возражений — еще на фут. Потом еще на дюйм-другой.

Глаза Эдит по-прежнему были закрыты, веки отливали бледно-сиреневым над темным веером ресниц. Грудь ее мерно вздымалась, почти как у спящей, но в этих движениях чувствовались сознательные усилия. Похоже, она слишком уж контролировала каждый вдох и выдох.

Подобрав под себя ноги, я уперся локтями в колени и положил подбородок на ладони. Совсем потеплело, и было очень непривычно ощущать на коже солнечные лучи — особенно теперь, когда я настолько привык к дождю. Поляна оставалась такой же красивой, но сейчас была только фоном. Не бросалась в глаза. У меня появилось новое определение красоты.

Губы Эдит начали двигаться… они практически трепетали, а свет мерцал на них. Мне показалось, что она говорит что-то, но слишком тихо и быстро.

— Ты… что-то сказала? — шепнул я. Сидя рядом с ней и наблюдая за ее блеском, я чувствовал необходимость молчания. Даже благоговения.

— Просто пою про себя, — пробормотала она. — Это меня успокаивает.

Долгое время мы оставались неподвижными, если не считать ее губ, периодически шевелящихся в слишком тихом для моих ушей пении. Прошел примерно час, а может, и больше.