Изменить размер шрифта - +

   Гетманов проговорил:
   - Сегодня перед школой она мне сказала: "Нас с Зоей в классе называют -
генеральские дочки". А Зоя, нахалка, смеется: "Подумаешь, большая честь  -
генеральская дочь! У нас в классе маршальская дочь - это действительно!"
   - Видите, - весело сказал Сагайдак, - на них не  угодишь.  Игорь  днями
мне заявил: "Третий секретарь - подумаешь, не велика птица".
   Микола тоже мог рассказать о своих детях много смешного и веселого,  но
он знал, что ему не положено рассказывать о сметливости своих ребят, когда
говорят о сметливости сагайдаковского Игоря и гетмановских дочерей.
   Мащук задумчиво сказал:
   - У наших батьков в деревне с детьми просто было.
   - А все равно любили детей, - сказал брат хозяйки.
   - Любили, конечно, любили, но и драли, меня по крайней мере.
   Гетманов проговорил:
   - Вспомнил я, как покойный отец в пятнадцатом году  на  войну  шел.  Не
шутите, он у меня до унтер-офицера  дослужился,  два  Георгия  имел.  Мать
собирала его: положила в мешок портянки, фуфайку, яичек  крутых  положила,
хлебца, а мы с сестрой лежим на нарах и смотрим, как он на рассвете  сидит
в последний раз за столом. Наносил в кадушку, что в  сенях  стояла,  воды,
дров нарубил. Мать все вспоминала потом.
   Он посмотрел на часы и сказал:
   - Ото...
   - Значит, завтра, - сказал Сагайдак и поднялся.
   - В семь часов самолет.
   - С гражданского? - спросил Мащук.
   Гетманов кивнул.
   - Это лучше, - сказал Николай Терентьевич и тоже поднялся, -  а  то  до
военного пятнадцать километров.
   - Какое это может иметь значение для солдата, - сказал Гетманов.
   Они стали прощаться, снова  зашумели,  засмеялись,  обнялись,  а  уж  в
коридоре, когда гости стояли в пальто и шапках, Гетманов проговорил:
   - Ко всему солдат может привыкнуть, солдат дымом греется, солдат  шилом
бреется. Но вот жить в разлуке с детьми,  к  этому  солдат  привыкнуть  не
может.
   И по голосу его, по выражению лица,  по  тому,  как  смотрели  на  него
уходившие, видно было, что тут уж не шутят.



22

   Ночью Дементий Трифонович, одетый  в  военную  форму,  писал,  сидя  за
столом. Жена в халате сидела подле него, следила за его рукой.  Он  сложил
письмо и сказал:
   - Это заведующему крайздравом, если понадобится  тебе  спец  лечение  и
выезд на консультацию.  Пропуск  брат  тебе  устроит,  а  он  только  даст
направление.
   - А доверенность на получение лимита ты написал? - спросила жена.
   - Это не нужно, - ответил он, - позвони управляющему делами в обком,  а
еще лучше прямо самому Пузиченко, он сделает.
   Он перебрал пачку написанных писем, доверенностей, записок и сказал:
   - Ну, как будто все.
   Они помолчали.
   - Боюсь я за тебя, мой коханый, - сказала она. - Ведь на войну Идешь.
   Он встал, проговорил:
   - Береги себя, детей береги. Коньяк в чемодан положила?
   Она сказала:
   - Положила, положила. Помнишь, года два назад ты  так  же  на  рассвете
дописывал мне доверенности, улетал в Кисловодск?
   - Теперь в Кисловодске немцы, - сказал он.
Быстрый переход