|
Вот вам и немецкая техника! Ногайцев старался утешать, а приват-доцент Пыльников усиливал тревогу. Он служил на фронте цензором солдатской корреспонденции, приехал для операции аппендикса, с месяц лежал в больнице, сильно похудел, оброс благочестивой светлой бородкой, мягкое лицо его подсохло, отвердело, глаза открылись шире, и в них застыло нечто постное, унылое. Когда он молчал, он сжимал челюсти, и борода его около ушей непрерывно, неприятно шевелилась, но молчал, он мало, предпочитая говорить. - Вы не можете представить себе, что такое письма солдат в деревню, письма деревни на фронт, - говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое знакомых Самгину - лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина. - Разумеется, о положении на фронте запрещено писать, и письма делятся приблизительно так: огромное большинство совершенно ни слова не говорит о войне, как будто авторы писем не участвуют в ней, остальные пишут так, что их письма уничтожаются... - А некоторые, вероятно, приходится направлять прокуратуре? - прищурясь, уверенно спросил земгусар с длинным лицом и неровными зубами. - Да, бывает и это, - подтвердил Пыльников и, еще более понизив голос, продолжал: - Господа, наш народ - ужасен! Ужасно его равнодушие к судьбе страны, его прикованность к деревне, к земле и зоологическая, непоколебимая враждебность к барину, то есть культурному человеку. На этой вражде, конечно, играют, уже играют германофилы, пораженцы, большевики э цетера 6 э цетера... Пыльников выхватил из кармана пиджака записную книжку и, показав ее всем, попросил разрешения прочитать образцы солдатских писем. - Просим, - сказал старичок тоненьким голоском и очень благосклонно. - "Что дядю Егора упрятали в каторгу туда ему и дорога а как он стал лишенный права имущества ты не зевай", - читал Пыльников, предупредив, что в письме, кроме точек, нет других знаков препинания. - "И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он жив и следи чтобы Сашка не украла чего. Дети оба поумирали на то скажу не наша воля, бог дал, бог взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь крылья к осени да не дранкой, а холстом. Пленику не потакай, коли он попал, так пусть работает сукин сын коли чорт его толкнул против нас". Вот! - сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой. - Не понимаю, что вас беспокоит, - сказал старичок, пожав плечами. - Это писал очень хозяйственный мужик. - И очень простодушно, - подтвердила Елена, остальные выжидательно молчали, а Пыльников, подпрыгнув на стуле, печально усмехнулся. - Автор - кашевар, обслуживает походную кухню. Но вот, в пандан, другое письмо рядового, - сказал он и начал читать повышенным тоном: - "Война тянется, мы всё пятимся и к чему придем - это непонятно. Однако поговаривают, что солдаты сами должны кончить войну. В пленных есть такие, что говорят по-русски. Один фабричный работал в Питере четыре года, он прямо доказывал, что другого средства кончить войну не имеется, ежели эту кончат, все едино другую начнут. Воевать выгодно, военным чины идут, штатские деньги наживают. И надо все власти обезоружить, чтобы утверждать жизнь всем народом согласно и своею собственной рукой". Пыльников сунул книжку за пазуху, а старичок сказал, усмехаясь: - Да, это. |
