|
Существует меньшинство, творящее культуру, и большинство, которое играет в этом процессе роль подчиненную, механическую. Автоматы. Физическая сила. Но, в то же время, - Спартак. Стенька Разин. Почти непрерывный Разин. Дикарь, который хочет украсить себя и жену золотом. Только этого хочет. Да, этого. Ницше, гениальный мыслитель, Прометей конца девятнадцатого столетия, первый глубоко понял и указал нам ошибочность нашего понимания логики. И философии истории. Смысла жизни. Воинов сунул за воротник френча указательные пальцы и, потянув воротник в разные стороны, на секунду закрыл глаза, он делал это, не прерывая натужную речь. - Интеллигент-революционер считается героем. Прославлен и возвеличен. А по смыслу деятельности своей он - предатель культуры. По намерениям - он враг ее. Враг нации. Родины. Он, конечно, тоже утверждает себя как личность. Он чувствует: основа мира, Архимедова точка опоры - доминанта личности. Да. Но он мыслит ложно. Личность должна расти и возвышаться, не опираясь на массу, но попирая ее. Аристократия и демократия. Всегда - это. И - навсегда. Он шагнул к Елене, согнулся и, опираясь о стол рукою, выдавил на нее строгие слова: - Мы - накануне катастрофы. Шутить уже преступно... - Даже преступно? - спросила женщина, усмехаясь. - Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство-трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это - хорошо, что народ не понимает латинского и церковнославянского языка. Искусство должно говорить языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева. - Ну, а я терпеть не могу и не читаю его, - довольно резко заявила Елена. - И вообще все, что вы говорите, дьявольски премудро для меня. Я - не революционерка, не пишу романов, драм, я просто - люблю жить, вот и все. - Я тоже не могу согласиться, - заявил Пыльников, но не очень решительно, и спросил: - А вы, Клим Иванович? - Когда так часто говорят о Марксе, естественно вспомнить Ницше, - не сразу ответил Самгин и затем предложил: - Послушаем дальше. Он не мог определить своего отношения к смыслу сказанного Воиновым, но он почувствовал, что в разное время и все чаще его мысли кружились близко к этому смыслу. Он вспомнил мораль басни "Пустынник и медведь": "Услужливый дурак опаснее врага". Воинов снова заставил слушать его, манера говорить у этого человека возбуждала надежду, что он, может быть, все-таки скажет нечто неслыханное, но покамест он угрюмо повторял уже сказанное. Пыльников, согласно кивая головой, вкрадчиво вмешивал в его тяжелые слова коротенькие реплики с ясным намерением пригладить угловатую речь, смягчить ее. - Кто это? - тихонько спросил Самгин Елену, она, глядя на свое отражение в серебре самовара, приглаживая пальцем брови, ответила вполголоса: - Кажется, земский начальник, написал или пишет книгу, новая звезда, как говорят о балете. Пыльников таскает всяких... эдаких ко мне, потому что жена не велит ему заниматься политикой, а он думает, что мне приятно терпеть у себя... Оборвав слова усмешкой, она докончила фразу не очень остроумным, но крепким каламбуром на тему о домах терпимости и тотчас перешла к вопросу более важного характера: - Послушайте, сударь, - что же будет с деньгами? Надобно покупать золото. Ты понимаешь что-нибудь в старинных золотых вещах? Нет, Самгин не понимал, но сегодня Елена очень нравилась ему, и, желая сделать приятное ей, он сказал, что пришлет человека, который, наверно, поможет ей в этом случае. |
