Он радостно взвизгивал,
когда кто-нибудь падал или, ударившись, морщился от боли.
- Дави его! - поощрял он, видя, как Варавка борется с Туробоевым. -
Подножку дай!
Если играли в саду, Дронов стоял у решетки, опираясь о нее животом,
всунув лицо между перекладин, стоял, покрикивая:
- Хватай ее! Вон она спряталась за вишенью. Забегай слева...
Он всячески старался мешать играющим, нарочито медленно ходил по
двору, глядя в землю.
- Копейку потерял, - жаловался он, покачиваясь на кривых ногах, заботясь
столкнуться с играющими. Они налетали на него, сбивали с ног, тогда
Дронов, сидя на земле, хныкал и угрожал:
- Я пожалуюсь...
Недели две-три с Дроновым очень дружилась Люба Сомова, они вместе
гуляли, прятались по углам, таинственно и оживленно разговаривая о чем-
то, но вскоре Люба, вечером, прибежав к Лидии в слезах, гневно закричала:
- Дронов - дурак!
И, бросившись в угол дивана, закрыв лицо руками, повторила:
- Ax, какой дурак!
Никому не сказав, что случилось, Лидия, густо покраснев, сбегала в кухню
и, воротясь оттуда, объявила победоносно и свирепо:
- Он получил!
Дня три после этого Дронов ходил с шишкой на лбу, над левым глазом.
Да, Иван Дронов был неприятный, даже противный мальчик, но Клим,
видя, что отец, дед, учитель восхищаются его способностями, чувствовал в
нем соперника, ревновал, завидовал, огорчался. А все-таки Дронов
притягивал его, и часто недобрые чувства к этому мальчику исчезали пред
вспышками интереса и симпатии к нему.
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам
на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и
мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны,
полусказки. Рассказывал, что из колодца в углу двора вылез огромный, но
легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через ворота, пошел по
улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась
вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
- А недавно, перед тем, как взойти луне, по небу летала большущая черная
птица, подлетит ко звезде и склюнет ее, подлетит к другой и ее склюет. Я
не спал, на подоконнике сидел, потом страшно стало, лег на постелю,
окутался с головой, и так, знаешь, было жалко звезд, вот, думаю, завтра уж
небо-то пустое будет...
- Выдумываешь ты, - сказал Клим не без зависти. Дронов не возразил ему.
Клим понимал, что Дронов выдумывает, но он так убедительно спокойно
рассказывал о своих видениях, что Клим чувствовал желание принять ложь
как правду. В конце концов Клим не мог понять, как именно относится он к
этому мальчику, который все сильнее и привлекал и отталкивал его.
Вступительный экзамен в гимназию Дронов сдал блестяще, Клим - не
выдержал. Это настолько сильно задело его, что, придя домой, он ткнулся
головой в колена матери и зарыдал. Мать ласково успокаивала его, сказала
много милых слов и даже похвалила:
- Ты - честолюбив, это хорошо.
Вечером она поссорилась с отцом, Клим слышал ее сердитые слова:
- Тебе пора понять, что ребенок - не игрушка... А через несколько дней
мальчик почувствовал, что мать стала внимательнее, ласковей, она даже
спросила его:
- Ты меня любишь?
- Да, - сказал Клим.
- Очень?
- Да, - уверенно повторил он. Крепко прижав голову его к мягкой и
душистой груди, мать строго сказала:
- Надо, чтоб ты очень любил меня.
Клим не помнил, спрашивала ли его мама об этом раньше. И самому себе
он не мог бы ответить так уверенно, как отвечал ей. Из всех взрослых мама
самая трудная, о ней почти нечего думать, как о странице тетради, на
которой еще ничего не написано. |