|
И, упав на колени пред диваном, она спрятала голову под подушку. Мать Клима тотчас же ушла, а девочка, сбросив подушку с головы, сидя на полу, стала рассказывать Климу, жалобно глядя на него мокрыми глазами. - Я еще вчера, когда они ругались, видела, что она сошла с ума. Почему не папа? Он всегда пьяный... Вскочив на ноги, она схватила Клима за рукав. - Идем туда... Клим не помнил, как он добежал до квартиры Сомовых, увлекаемый Любой. В полутемной спальне, - окна ее были закрыты ставнями, - на растрепанной, развороченной постели судорожно извивалась Софья Николаевна, ноги и руки ее были связаны полотенцами, она лежала вверх лицом, дергая плечами, сгибая колени, била головой о подушку и рычала: - Нет! Глаза ее, страшно выкатившись, расширились до размеров пятикопеечных монет, они смотрели на огонь лампы, были красны, как раскаленные угли, под одним глазом горела царапина, кровь текла из нее. - Нет! - глухо кричала докторша. И немного выше: - Нет, нет! Ее судороги становились сильнее, голос звучал злей и резче, доктор стоял в изголовье кровати, прислонясь к стене, и кусал, жевал свою черную щетинистую бороду. Он был неприлично расстегнут, растрепан, брюки его держались на одной подтяжке, другую он накрутил на кисть левой руки и дергал ее вверх, брюки подпрыгивали, ноги доктора дрожали, точно у пьяного, а мутные глаза так мигали, что казалось - веки тоже щелкают, как зубы его жены. Он молчал, как будто рот его навсегда зарос бородой. Другой доктор, старик Вильямсон, сидел у стола, щурясь на огонь свечи, и осторожно писал что-то. Вера Петровна размешивала в стакане мутную воду, бегала горничная с куском льда на тарелке и молотком в руке. Вдруг больная изогнулась дугою и, взмахнув руками, упала на пол, ударилась головою и поползла, двигая телом, точно ящерица, и победно вскрикивая: - Ага? Н-нет... - Держите ее, что вы? - закричала мать Клима, доктор тяжело отклеился от стены, поднял жену, положил на постель, а сам сел на ноги ее, сказав кому- то: - Дайте еще полотенцев. Жена, подпрыгнув, ударила его головою в скулу, он соскочил с постели, а она снова свалилась на пол и начала развязывать ноги свои, всхрапывая: - Ага, ага... Клим прятался в углу между дверью и шкафом, Варя Сомова, стоя сзади, положив подбородок на плечо его, шептала: - Ведь это пройдет? Пройдет, да? Мимо их бегала Люба с полотенцами, взвизгивая: - Господи, господи... И вдруг, топнув ногою, спросила сестру: - Варька, а что же чай? Мать Клима оглянулась на шум и строго крикнула: - Дети - вон! Она приказала им сбегать за Таней Куликовой, - все знакомые этой девицы возлагали на нее обязанность активного участия в их драмах. Дети быстро пошли на окраину города, Клим подавленно молчал, шагая сзади сестер, и сквозь тяжелый испуг свой слышал, как старшая Сомова упрекала сестру: - Мать сошла с ума, а ты кричишь - чаю. - Молчи, индюшка. - Ты жадная и бесстыдная... - А ты - праведница? Приостановясь, она сказала Климу: - Не хочу идти с ней - пойдем гулять. Клим безвольно пошел рядом с нею и через несколько шагов спросил: - Ты любишь твою маму? Люба наклонилась, подняла желтый лист тополя и, вздохнув, сказала: - А я - не знаю. Может быть, я еще никого не люблю. Отирая пыльным листом опухшие веки, слепо спотыкаясь, она продолжала: - Отец жалуется, что любить трудно. Он даже кричал на маму: пойми, дура, ведь я тебя люблю. Видишь? - Что? - спросил Клим, но Люба, должно быть, не слышала его вопроса. - А они женатые четырнадцать лет... Находя, что Люба говорит глупости, Клим перестал слушать ее, а она все говорила о чем-то скучно, как взрослая, и размахивала веткой березы, поднятой ею с панели. |
