- Бред, - оглушительно произнес седой человек. Клим пролежал в постели
семь недель, болея воспалением легких. За это время он узнал, что Варвару
Сомову похоронили, а Бориса не нашли.
ГЛАВА 2
На семнадцатом году своей жизни Клим Самгин был стройным юношей
среднего роста, он передвигался по земле неспешной, солидной походкой,
говорил не много, стараясь выражать свои мысли точно и просто,
подчеркивая слова умеренными жестами очень белых рук с длинными
кистями и тонкими пальцами музыканта. Его суховатое, остроносое лицо
украшали дымчатого цвета очки, прикрывая недоверчивый блеск
голубоватых, холодных глаз, а негустые, но жесткие волосы, остриженные,
по форме, коротко, и аккуратный мундир подчеркивали его солидность. Не
отличаясь успехами в науках, он подкупал учителей благовоспитанностью и
благонравием. Сидел в шестом классе, но со своими одноклассниками
держался отчужденно; приятели у него были в седьмом и восьмом.
Известно было, что отец Тихон, законоучитель, славившийся
проницательностью ума, сказал на заседании педагогического совета о
Климе:
- Струна разума его настроена благозвучно и высоко. Особенно же ценю в
нем осторожное и скептическое даже отношение к тем пустякам, коими
наше юношество столь склонно увлекаться во вред себе.
Нестареющий, только еще более ссохшийся Ксаверий Ржига внушал Климу:
- Не сомневаясь в благоразумии твоем, скажу однако, что ты имеешь
товарищей, которые способны компрометировать тебя. Таков, назову, Иван
Дронов, и таков есть Макаров. Сказал.
Клим корректно и молча поклонился инспектору. Он знал своих товарищей,
конечно, лучше, чем Ржига, и хотя не питал к ним особенной симпатии, но
оба они удивляли его. Дронов все так же неутомимо и жадно всасывал в
себя все, что можно всосать. Учился он отлично, его считали украшением
гимназии, но Клим знал, что учителя ненавидят Дронова так же, как
Дронов тайно ненавидел их. Явно Дронов держался не только с учителями,
но даже с некоторыми из учеников, сыновьями влиятельных лиц,
заискивающе, но сквозь его льстивые речи, заигрывающие улыбки
постоянно прорывались то ядовитые, то небрежные словечки человека,
твердо знающего истинную цену себе.
Отец Тихон так характеризовал его:
- Оный Дронов, Иван, ведет себя подобно соглядатаю в земле Ханаанской.
Приплюснутый череп, должно быть, мешал Дронову расти вверх, он рос в
ширину. Оставаясь низеньким человечком, он становился широкоплечим,
его кости неуклюже торчали вправо, влево, кривизна ног стала заметней, он
двигал локтями так, точно всегда протискивался сквозь тесную толпу. Клим
Самгин находил, что горб не только не испортил бы странную фигуру
Дронова, но даже придал бы ей законченность.
Дронов жил в мезонине, где когда-то обитал Томилин, и комната была
завалена картонами, листами гербария, образцами минералов и книгами,
которые Иван таскал от рыжего учителя. Он не утратил влечения к
фантазиям, но теперь это уже не шло к нему. Климу даже казалось, что,
фантазируя, Дронов насилует себя. Не забыв свое намерение быть "получше
Ломоносова", он, изредка, хвастливо напоминал об этом. Клим находил,
что голова Дронова стала такой же все поглощающей мусорной ямой, как
голова Тани Куликовой, и удивлялся способности Дронова ненасытно
поглощать "умственную пищу", как говорил квартировавший во флигеле
писатель Нестор Катин. Но к удивлению Клима иногда примешивалось
странное чувство: как будто Дронов обкрадывал его. Дронов перестал
шмыгать носом и начал как-то озабоченно, растерянно похрюкивать:
- Хрумм... Ты думаешь, как образовался глаз? - спрашивал он. - Первый
глаз? Ползало какое-то слепое существо, червь, что ли, - как же оно
прозрело, а?
- Не знаю, - отвечал Клим, живя в других мыслях, а Дронов судорожно
догадывался:
- Наверное - от боли. |