|
А из русских писателей весьма увлекает граф Сальяс, особенно забавен его роман "Граф Тятин-Балтийский", - вещь, как знаете, историческая. Хотя у меня к истории - равнодушие. - Почему? - спросила Варвара, забавляясь. - Да ведь что же, знаете, я "е вчера живу, а - сегодня, и назначено мне завтра жить. У меня и без помощи книг от науки жизни череп гол... Ему было лет сорок, на макушке его блестела солидная лысина, лысоваты были и виски. Лицо - широкое, с неясными глазами, и это - все, что можно было сказать о его лице. Самгин вспомнил Дьякона, каким он был до того, пока не подстриг -бороду. Митрофанов тоже обладал примелькавшейся маской сотен, а спокойный, бедный интонациями голос его звучал, как отдаленный шумок многих голосов. - Хваленые писатели, вроде, например, Толстого, - это для меня - прозаические, без фантазии, - говорил он. - Что из того, что какой-то Иван Ильич захворал да помер или госпожа Познышева мужу изменила? Обыкновенные случаи ничему не учат. Варвара весело поблескивала глазами в сторону мужа, а он слушал, гостя есе более внимательно. - Когда что-нибудь делается по нужде, так в этом радости не сыщешь. Покуда сапожник сапоги тачает - что же в нем интересного? А ежели он кого-нибудь убьет да спрячется... Митрофанов поднялся со стула и сказал: - Извиняюсь, заговорился. Очень вам благодарен за отсрочку. - Заходите иногда посидеть, - пригласил Самгин. Поблагодарив еще раз, Митрофанов ушел. - До чего он глуп! - смеясь, -воскликнула Варвара, Самгин промолчал. Через несколько дней, тоже вечером, Митрофанов снова пришел и объяснил тоном старого знакомого: - Вижу - скромный огонек у вас, спросил горничную: чужих - нет? Нет. Ну, я и осмелился. В этот вечер Сангины узнали, что Митрофанов, Иван Петрович, сын купца, родился в городе Шуе, семь лет сидел в гимназии, кончил пять классов, а в шестом учиться не захотелось. - Кстати, тут отец помер, мать была человек больной и, опасаясь, что я испорчусь, женила меня двадцати лет, через четыре года - овдовел, потом - снова женился и овдовел через семь лет. Он тряхнул головою, как бы пробуя согнуть короткую шею, но шея не согнулась. Тогда, опустив глаза, он прибавил со вздохом: - Со второй женой в Орле жил, она орловская была. Там - чахоточных очень много. И - крапивы, все заборы крапивой обросли. Теперь у меня третья; конечно - не венчаны. Уехала в Томск, там у нее... Прищурясь, он посмотрел в темный угол комнаты, казалось - он припоминает: кто там, в Томске, у его жены? Припомнил: - Брат. Среднего роста, он был не толст, но кости у него широкие и одет он во все толстое. Руки тяжелые, неловкие, они прятались в карманы, под стол, как бы стыдясь широты и волосатости кистей. Оказалось, что он изъездил всю Россию от Астрахани до Архангельска и от Иркутска до Одессы, бывал на Кавказе, в Финляндии. - Любите путешествовать? - спросил Самгин. - Нет, я... места искал. - Но ведь вы - зажиточный человек? Митрофанов удивился: - Какой же я зажиточный, если не могу в срок за квартиру заплатить? Деньги у меня были, но со второю женой я все прожил; мы с ней в радости жили, а в радости ничего не жалко. Самгин осведомился: какое место ищет он? - По способностям, - ответил Митрофанов и не очень уверенно объяснил: - Наблюдать за чем-нибудь. Подумав, он прибавил с улыбкой: - Я, еще мальчишкой будучи, пожарным на каланче завидовал: стоит человек на высоте, и все ему видно. Самгин понимал, что хотя в этом человеке тоже есть нечто чудаковатое, но оно не раздражает. Почему? Варвара нашла уже, что Митрофанов не так забавен, каким показался в первый его визит; Клим сказал ей: - У него дурная склонность полуграмотных людей к философствованию, но у него это ограничено здравым смыслом. |
