— При чём тут мой отец, когда ты в глаза его не видела?! — завопил я.

— Ещё как видела! Он меня проституткой обозвал, он предлагал мне переспать с ним, он, мол, лучше тебя, а ты щенок и сопляк! Он считает, всё продаётся и покупается. И ты… Я думала, ты это, это… необыкновенный человек, — она запнулась, заплакала, — а ты — такой же, — прошептала после долгой паузы. — Продажный, прёшь наверх, как танк, лижешь…

Я осел на стул.

— Ты сегодня встречалась, сейчас… с моим отцом? — робко, жалко, извиняющимся тоном спросил я. Нанесённое ей оскорбление нанесено и мне. Она проститутка?! Отец предлагал ей жить с ним? — Мысли путались, я никак не мог ухватить того, о чём она говорит.

— С твоим отцом я встречалась, когда ты переехал ко мне. А сегодня я повела своих учеников на твою выставку — поучить их… — Она снова не воинственная, измученная. Злость разлетелась в осколках крика, но Тоша отчуждена от меня: тусклая, немолодая, усталая женщина. — Ты предал и себя, и меня, — говорит она. — Уходи. Я не хочу больше жить с тобой. Уходи!

— Как получилось, что ты встретилась с моим отцом? Почему не сказала мне, когда собралась с ним встречаться?

Тошу назвать проституткой?! Нужно быть слепым, глухим, идиотом… Даже председатель, холодный и глупый индюк, если бы хоть раз увидел Тошу, никогда не посмел бы не только назвать её так, подумать даже!

— После выпускного вечера… звонил в школу… сказал, нам надо встретиться, пригласил в ресторан. Нет, сначала заявил, что я проститутка. Я так растерялась, даже не защитилась. Положила трубку. Он пришёл в школу. Извинился за проститутку, сказал, мучается, нам надо поговорить. Буквально заставил пойти с ним.

— Ну?! — торопил я её.

А она молчала.

— Зачем пошла, если он оскорбил?

Долго молчит. А потом тихо говорит:

— Виноватой себя почувствовала. Может, в самом деле я всё так устроила? Он сказал, не может жить без тебя, потому сорвался. Сказал, просит помочь вернуть!

«Ишь, психолог!»

— Ну?! Дальше! — процедил я.

— Привёз в «Прагу». — Она снова замолчала. Сидит ссутулившись, кутается в кофту, хотя в комнате жарко.

— Ну?!

— Что «ну»? Заказал кучу разносолов, пытался напоить, говорил пошлости: «А мой сын не дурак, не теряется», «отхватил». Пытался руки целовать. Танцевать чуть не волок.

— Пошла?

Она устало мотнула головой.

— Разозлился. Не пью, целоваться не разрешаю, не иду танцевать. И… снова влепил мне «проститутку» — мол, я собираюсь искалечить тебе жизнь, разрушила семью. Ты, мол, держал его дома. А я, подлая, хитрая, корыстная, в элиту захотела, увела из дома.

— Так и говорил?!

Не могу победить дрожь, меня бросает то в жар, то в холод, стыд заливает потом.

— Я встала, пошла к выходу. Он за мной. При всех начал оскорблять… а я… иду и иду. Так и ушла. — Она вдруг засмеялась. Я уставился на неё. — Убеждён, что неотразим, что элита, что он решает: жить — не жить. А ведь ничто.

Ничто-то ничто, а сколько лет не может пережить!

Спросил виновато, точно я нанёс ей оскорбление:

— Почему мне не сказала?

— Что бы ты изменил? Встреча же уже состоялась! И никаким способом нельзя её ликвидировать — была! Что бы ты сделал? Навсегда разорвал бы с отцом отношения? Мучился бы сам? За себя и за меня? Жалел бы меня? Всё пустое.