Проснулась она среди ночи. На камине горел ночник. В кресле спала женщина. Кто же была эта женщина? Жанна не узнавала ее и вглядывалась,
перегнувшись через край кровати, стараясь различить ее черты при мерцающем огоньке фитиля, который плавал на поверхности масла, налитого в
стеклянный стаканчик.
Однако ей как будто уже случалось видеть это лицо Но когда? И где? Женщина спала мирно, голова ее нагнулась к плечу, а чепец упал на пол. С
виду ей было лет сорок-сорок пять. Это была плотная, румяная, коренастая, крепкая крестьянка. Большие руки ее свешивались по обеим сторонам
кресла. Волосы были с проседью. Жанна пристально смотрела на нее, не вполне владея мыслями после лихорадочного сна, какой обычно наступает вслед
за большим душевным потрясением.
Да, конечно же, она видела это лицо. Но давно ли? Или недавно? Она не помнила, и эта неопределенность раздражала, мучила ее. Она потихоньку
встала, чтобы поближе взглянуть на спящую, и на цыпочках подошла к ней. Женщина была та же самая, которая подняла ее на кладбище и потом уложила
в постель. Это все смутно припомнилось ей.
Но встречала ли она ее раньше, в другую пору своей жизни? Или лицо женщины было ей знакомо по туманным впечатлениям прошедшего дня? И каким
образом, почему она очутилась в ее спальне?
Женщина открыла глаза, увидела Жанну и вскочила на ноги. Они стояли лицом к лицу, так близко, что грудью касались друг друга. Незнакомка
заворчала:
- Это что еще? Вы чего встали? Смотрите, вы у меня расхвораетесь. Ступайте в постель.
- Кто вы такая? - спросила Жанна.
Но женщина протянула руки, схватила ее, подняла снова с не женской силой и отнесла на кровать. Она бережно уложила ее, низко наклонившись,
почти лежа на ней, и вдруг расплакалась и принялась судорожно целовать ее щеки, волосы, глаза, заливая ей слезами лицо и приговаривая:
- Барышня моя бедненькая, мамзель Жанна, бедненькая моя барышня, неужто вы не узнали меня?
- Тозали, голубушка! - вскрикнула Жанна.
И, обхватив руками ее шею, прижалась к ней, начала ее целовать; теперь они плакали обе, крепко обнявшись, мешая свои слезы, и никак не
могли оторваться друг от друга.
Первой успокоилась Розали.
- Ну, ну, будьте умницей, - сказала она, - а не то простудитесь.
Она расправила и подвернула одеяло, подложила подушку под голову своей бывшей госпожи, которая все еще рыдала, дрожа от всплывавших в душе
старых воспоминаний.
- Как же ты вернулась, голубушка? - спросила она наконец.
- Господи, да как же мне было оставить вас теперь, совсем одну! - ответила Розали.
- Зажги свечу, я хочу видеть тебя, - попросила Жанна.
После того как свеча была поставлена на ночной столик, они долго молча смотрели друг на друга. Потом Жанна пожала руку своей бывшей
горничной и прошептала:
- Я ни за что бы не узнала тебя, голубушка. Ты очень изменилась, хотя, конечно, меньше меня.
И Розали отвечала, глядя на эту седую, высохшую, увядшую женщину, которую она оставила молодой, красивой, цветущей:
- Что верно, то верно, вы переменились, мадам Жанна, даже не по летам. Но и то подумайте - ведь не виделись мы двадцать четыре года.
Они замолчали и снова задумались. |