|
Он продолжал злобно орать: - Всякой глупости есть предел. Вы нас по миру пустите! Тогда барон, овладев собой, попытался остановить его: - Замолчите! Вспомните, что вас слушает жена. Но Жюльен не помнил себя от ярости. - Плевать я хотел на это; да она и сама все знает. Вы ее обкрадываете. Жанна смотрела на него в изумлении и ничего не могла понять. Наконец она пролепетала: - Что такое, что случилось? Тогда Жюльен повернулся к ней и призвал ее в свидетели, словно соучастницу, вместе с ним терпящую убыток. Он без обиняков рассказал ей о тайном сговоре сосватать Розали и дать за ней барвильскую ферму, которой цена по меньшей мере двадцать тысяч франков. Он все повторял: - Твои родители с ума спятили, мой друг, совсем спятили! Двадцать тысяч! Двадцать тысяч франков! Да где у них голова! Двадцать тысяч франков незаконнорожденному! Жанна слушала без волнения и без гнева, сама дивилась своему спокойствию, но ей теперь было безразлично все, что не касалось ее ребенка. Барон только тяжело дышал и не находил слов для ответа. Но под конец и он вспылил, затопал ногами и закричала - Да опомнитесь же! Что вы говорите? Этому названия нет. По чьей вине нам приходится давать приданое этой девушке? От кого у нее ребенок? А теперь вы рады бы его бросить! Озадаченный резкостью барона, Жюльен пристально посмотрел на него и заговорил уже более сдержанным тоном; - Достаточно было бы и полутора тысяч. У всех у них бывают дети до замужества. От кого - это к делу не относится. Если же вы отдадите одну из своих ферм стоимостью в двадцать тысяч франков, вы не только нанесете нам ущерб, но еще и придадите делу ненужную огласку; а вам бы следовало, по крайней мере, подумать о нашем имени и положении. Он говорил строгим тоном, как может говорить человек, уверенный в своей правоте и резонности своих доводов. Барон совершенно растерялся от такого неожиданного выпада. Тогда Жюльен, почувствовав свое преимущество, заключил: - К счастью, не все еще потеряно. Я знаю парня, который согласен жениться на ней, он славный малый, с ним можно поладить. Я за это берусь. И он тотчас же вышел, должно быть, боясь продолжения спора и обрадовавшись общему молчанию, которое счел за согласие. Едва он скрылся, как барон закричал вне себя от изумления и негодования: - Это уж слишком, нет, это уж слишком! Но Жанна взглянула на растерянное лицо отца и вдруг залилась смехом, своим прежним звонким смехом, каким смеялась, бывало, над чем-нибудь забавным. При этом она повторяла: - Папа, папа, слышал ты, как он говорил: "Двадцать тысяч франков! " И маменька, одинаково скорая на смех и на слезы, припомнила свирепую мину зятя, его возмущенные вопли и бурный протест против того, чтобы давали соблазненной им девушке не ему принадлежащие деньги, обрадовалась к тому же веселому настроению Жанны и вся затряслась, захлебнувшись от хохота, даже слезы выступили у нее на глазах. Тут, поддавшись их примеру, расхохотался и барон; и все трое смеялись до изнеможения, как в былые счастливые дни. Когда они поуспокоились, Жанна заметила с удивлением: - Странно, меня это ничуть не трогает теперь. Я смотрю на него, как на чужого. |
