|
Джузеппе Бальзамо умел хорошо владеть собой, в чем мы уже имели случай убедиться; однако он не смог удержаться и низко поклонился красавице. Андре де Таверне, словно осветившая своим появлением залу, в самом деле, была хороша собой. Ее светло-рыжеватые волосы были чуть светлее на висках и затылке. Черные глаза, большие и ясные, смотрели пристально, невозможно было отвести взгляд от ее притягивающих глаз. Влажные коралловые губы капризно изгибались. Восхитительные, античной формы, длиннее обыкновенного, белые руки поражали красотой. Гибкая талия была словно заимствована у языческой статуи, которая чудом ожила. Изгибом изящной ножки она могла бы соперничать с Дианой-охотницей; казалось, она не шла, а плыла, словно бестелесное чудо. И, наконец, ее платье, несмотря на простоту, было сшито с таким вкусом, так чудесно сидело на ней, что самый богатый королевский наряд мог бы показаться менее элегантным и дорогим, нежели ее скромное платье. Все эти подробности поразили Бальзаме. Он одним взглядом охватил все за то время, пока мадмуазель де Таверне входила в залу. Барон ревниво следил за впечатлением, которое произвела на гостя редкая красота девушки. - Вы совершенно правы, - проговорил Бальзамо едва слышно, - мадмуазель на редкость красива. - Не говорите бедняжке Андре слишком много комплиментов, - небрежно отвечал барон, - она только что из монастыря и поверит всему, что вы скажете. Это не значит, - продолжал он, - что я могу заподозрить ее в кокетстве - напротив, моя дорогая дочь недостаточно кокетлива, сударь; будучи заботливым отцом, я пытаюсь развить в ней это качество, - главное оружие всякой женщины. Андре потупилась, краснея. При всем желании она не одобряла странной теории своего отца. - Скажите, а в монастыре мадмуазель тоже этому учили? - со смехом спросил Джузеппе Бальзамо у барона. - Это также предписывалось воспитанием, которое давали ей монахини? - Сударь! - отвечал барон. - Я имею честь излагать свои собственные идеи, как вы, должно быть, уже могли заметить. Бальзамо поклонился в знак того, что всецело согласен с бароном. - Да нет, - продолжал тот, - я далек от того, чтобы повторять вслед за теми отцами семейства, которые говорят своим дочерям-«Будь осмотрительной, непоколебимой, слепой, гордись своей честью, деликатностью, холодностью...» Глупцы! Они ведут борцов на ристалище, совершенно обезоружив их перед схваткой с противником, вооруженным до зубов. Нет, черт возьми! Не бывать тому, хоть Андре и воспитывается в такой дыре, как Таверне. Бальзамо счел своим долгом из вежливости изобразить на лице несогласие. - Да ладно уж, - махнул рукой барон, словно отвечая на возражения Бальзамо. - Я-то знаю, чего стоит Таверне. Но как бы там ни было, как мы ни далеки от блеска Версаля, моя дочь узнает свет, который я сам так хорошо знал когда-то. Если ей суждено когда-нибудь войти в высшее общество, я постараюсь вооружить ее согласно своему опыту и сообразно воспоминаниям... Однако я должен признать, сударь, что монастырь сильно ей напортил Моя дочь - надо же такому случиться! - дочь моя оказалась благодарной воспитанницей, взявшей все лучшее у монахинь и почитающей Священное писание. Тысяча чертей! Согласитесь, барон, что это большое несчастье! - Мадмуазель - сущий ангел, - отвечал Бальзамо, - по правде говоря, меня ничуть не удивляет все, что вы рассказываете. Андре кивнула гостю в знак признательности и симпатии, затем села на место, которое указал ей глазами отец. - Садитесь, барон, - пригласил Таверне путешественника, - если голодны - покушайте. Это отвратительное рагу состряпал скотина Ла Бри. |
