Закончив декламировать строфу под номером восемьдесят, Мун оторвал взгляд от тетради и поразился необычайно приветливому выражению лица своего гостя. Объяснение напрашивалось само собой:

— Ну как, нравится поэма, уважаемый? Не правда ли, какой изящный полет фантазии, искрящееся остроумие, меткость выражений…

— Безусловно, господин Мун. Я признаю и разделяю с вами радость творческого самовыражения, поскольку в известной степени я и сам художник. Ибо в этом безвкусном, кричаще разряженном мире лишь осязаемые результаты тяги человека к возвышенному сияют великолепием истинного злата, — нараспев произнес Скривелч.

— Именно так и мне это видится. Именно так. Позвольте заметить, что вы, господин Скривелч, кажется, в прекрасном настроении сегодня.

— Верно, мой друг. Меня переполняют оптимизм и чувство счастливого предвкушения.

— Предвкушения чего?

— Успеха, господин Мун. Долгожданного успеха.

* * *

Некоторое время спустя Скривелч Стек затаился в Разбойничьем переулке. Перед ним высилась цитадель Яичного Дома, почти так же, как когда-то перед Рилианом Кру, почти, да не совсем: после кражи Кулака Жи охрана Дома была усилена. Двое вооруженных часовых вышагивали перед зданием. Новые сверхкрепкие замки охраняли двери. Скривелч наблюдал за часовыми из укрытия. Не ведая того, он прятался в тени той же ниши, что и Рилиан Кру. Наконец луна скрылась за зданием, и Скривелч приступил к действию. Подняв трость из слоновой кости, он тщательно прицелился и нажал на скрытый механизм. Трехгранный клинок выстрелил из трости, пронесся в воздухе и замер в горле одного из охранников. Мужчина упал, не издав ни звука. Его шея потемнела от крови.

Второй охранник повернулся и увидел, что его напарник лежит ничком на мостовой. Он не раздумывая поспешил к упавшему и склонился над ним. Скривелч отделил нижнюю часть трости и обнажил стальной шип. Мягко ступая, он выбрался из своего укрытия и погрузил острие в спину второго часового. Глаз его был метким, цель выбрана безошибочно.

Жертва его выпрямилась, в глазах застыло непонимание происходящего. Из груди вырвался булькающий звук, человек рухнул лицом вниз, на тело товарища, и быстро умер.

Скривелч вытащил шип, обтер его и вернул на место. Потом извлек клинок из горла своей первой жертвы и тоже вставил в трость. Затем Стек подошел к двери, вытащил из кармана изящный инструмент и ловко взломал все три замка. Дверь распахнулась. Скривелч снял со стены фонарь и вошел в Яичный Дом.

Взгляд его бродил по громадному помещению, заполненному штабелями деревянных клетей. Скривелч постоял, уточняя ориентиры, а затем быстро и бесшумно направился к запертой комнате, расположение которой он уяснил во время своего предыдущего визита. Он взломал новый замок на дубовой двери и вошел. Взгляд его сразу же уперся в стеклянный аквариум, где раньше помещался Кулак Жи. Теперь сосуд был пуст, жидкость из него откачали. Скривелча это мало интересовало. Его внимание сосредоточилось на деревянных клетях, выстроившихся вдоль стен. Именно здесь, в святая святых, хранились, как вполне резонно подозревал Стек, самые лучшие, редчайшие, ценнейшие экземпляры обширной коллекции яиц Уингбейнов.

Многие были снабжены круглыми красными штампами. Еще десяток — выпуклыми золотистыми печатями. Скривелч поставил фонарь на пол, открыл коробку с красным штампом, отбросил несколько слоев ваты, и ему открылось яйцо невероятных размеров, сравнимое по величине разве что с хорошей брюквой. Пурпурно-коричневая скорлупа была в кляксах и прожилках неистового ярко-зеленого цвета. В следующей коробке оказалось еще одно яйцо такого же размера и окраски.