Я совершил несколько пробных рейсов из кухни на балкон – и это было откровение. X век, иззубренные мечи, человеческие жертвоприношения – ерунда; во мгновение ока я продвинулся ещё дальше, в мутные, бесконечно древние эпохи, когда люди едва умели стоять на задних лапах. Вокруг меня завыл и заворочался враждебный, заросший чёрным лесом внешний мир. Зарычали саблезубые тигры, протрубили мамонты. Дочь крепко схватила меня за волосы на груди и уткнулась мокрым тёплым лицом, я чувствовал её лоб, губы, дёсны, твёрдые младенческие ноздри, жаркие дуновения её выдохов и биение сердца, – рядовой самец вида млекопитающих двуногих прямоходящих, я выполнил задачу, возложенную на меня богом. Я дал потомство. Перенёс в будущее свой генный набор.

В сорок три года невозможно фиксироваться на своём отцовстве. Прежние хлопоты никуда не исчезают. У меня был взрослый сын от первой жены, дырявые зубы, увесистые долги. У меня тяжело болела родная сестра, у меня ухудшилось зрение. Я весил шестьдесят два килограмма. От ежедневного – без выходных – сидения за компьютером я стал сутулиться, и на фотографиях напоминал средней руки диссидента, вернувшегося домой после пяти лет лагерей.

Ночами мне снились широкогрудые воины в смазанных жиром кольчугах, деревянные кумиры Перуна и Велеса, и двадцатилетний князь Владимир, оригинальный представитель своего яркого времени, причисленный ныне к лику святых: удавил родителей жены, зарезал брата, извёл бессчётное количество простолюдинов – и через реки крови привёл соплеменников в христианство. Жизнь человека ценилась дёшево, раба меняли на взрослого козла.

Я смотрел в глаза дочери – она всё ещё была подключена к потусторонней реальности, вокруг неё кружили демоны и тени предков, и дважды в месяц она страшно кричала во сне. Я смотрел в её глаза и видел там тысячу минувших поколений; предки подпрыгивали и рычали, выкусывали блох, швыряли камни, обгладывали кости, вонзали друг в друга ножи, снимали скудные урожаи, изобретали паровые машины, магазинные винтовки и луноходы, – и одновременно с этим исправно и непреложно переставляли самоё себя на тридцать, сорок, пятьдесят лет вперёд; гении, болваны, великие полководцы и полярные лётчики, эффективные менеджеры и крепкие хозяйственники, тираны и демократы, почвенники и западники, святые и грешники, русские и узбеки, чеченцы и якуты занимались тысячей разных дел; но однажды щёлкала Большая Кнопка – и каждый рожал себе подобного.

Жена привязывала дочь к груди и спине, носила её дома и на улице, кормила на ходу и сильно похудела. Чтобы существо не скучало, ему купили слинго-бусы – взрослый вешает их на шею, а младенец, соответственно, теребит и гложет, разминая дёсны.

Существо признавало только физический труд: если родитель готовил поесть, или убирался, или шёл в магазин, – привязанная дочь помалкивала, ибо соучаствовала. Но сидеть за компьютером с нею на руках было невозможно. В присутствии младенца интеллектуальная и творческая энергия не высвобождалась. Работа мозга требует сосредоточения – а сверхчувствительный, нежно сконструированный младенец предпочитает, чтобы взрослый уделял ему хотя бы часть внимания. Я стал работать меньше и быстрее. Деловые встречи длились не более получаса: в определённый момент я объявлял себя отцом новорождённой дочери и уходил.

К началу лета я превратился в полноценного слинго-самца. Выходя из дома по любой надобности, я приматывал существо к себе – и оно наслаждалось. Оглашало округу воплями радости и пыталось петь песни.